Об этом и хотел рассказать подполковнику. И потребовать личного участия в вынесении приговора доброжелателям. Для таких сволочей рука в нужный момент не дрогнет…
А была еще новость, разбирающая душу. Я летел в Чечню!
Не бывает худа без добра: едва заикнулся перед главным редактором об отзыве рапорта на увольнение, тут же был обласкан более, чем за все годы службы. Пообещалась новая должность, повышенные гонорары, командировки в любую точку страны… – В Чечню, – тут же поймал начальника на слове.
Словно попросился на курорт. Редактор сморщился, но отступать побоялся. Сбросил с барского плеча один нырок на войну:
– Если только вместо меня: недели через полторы летит Генштаб, что-то важное подписывать.
Не «что-то», а капитуляцию Чечни! Ее принесут России на блюдечке с голубой каемочкой Заремба, капитаны Мишка с Иваном… – Лечу! И после этого навек в вашем распоряжении.
Разошлись, каждый довольный сделкой. Редактор – вбивать мою фамилию в списки, я – к «Красным воротам» на встречу с тем, о ком вскоре узнает вся страна.
И вот его-то на месте не оказалось. Собственно, а чего я хотел? Такие, как Заремба, удар берут лишь на себя.
Постарался припомнить схему, сотворенную общими усилиями у Дома журналистов. Детали не удержались, но направление известно и ехать надо. Прозвучат выстрелы – пойду на них. Останется вечер тихим и спокойным – и слава Богу. Хоть буду знать, что все прошло нормально.
Нормально не прошло. Из «Долины нищих» навстречу мне возвращалась вереница «ноль первых», «ноль вторых» и «ноль третьих» – пожарных, оперативных и «скорых машин». Полный букет криминальной разборки. Что с Зарембой?
– А я говорю – мертвые, потому что несли вперед ногами, – начал ухом доставать сведения от невольных свидетелей, обсуждавших трагедию.
– Но оружие точно нашли.
Заремба предпочитал обходиться без него.
– Про это не скажу, но один застрелен, второй сгорел.
Значит, двое. А Заремба шел в одиночку. Получается, что нашли Веничку и Павла Сергеевича.
– «Висяк».
– Чего?
– Дело – «висяк». Повиснет как нераскрытое.
Накрою скептику стол в Домжуре, если его предположение сбудется. Вот времена пошли: чем больше нераскрытых дел в прокуратуре, тем спокойнее в стране. Парадокс бардака и слабой власти. Ухом ловил разговоры, а глазом пытался узреть Зарембу. Вдруг где-то рядом, смотрит результат.
Но любопытные уже расходились, и в какой-то момент почувствовал, что сам могу привлечь излишнее внимание. Незачем. Вернулся на станцию, в Москву, в собственную квартиру. Включил автоответчик на телефоне. Слушать оказалось нечего, хотя два звонка прошли. И почему люди на просьбу оставить сообщение не откликаются?
Оставалась одна надежда – на вылет в Хасавюрт с группой генералов Генштаба. Там, после победы, найду всех…
Ах, как красив был Лебедь в своей стремительности. А с какой настырностью бегали за ним репортеры, боясь пропустить очередную крылатую фразу. Генерал славился ими. Должен был прославиться и готовившимся в глубочайшей тайне действом. Оно, правда, почему-то оттягивалось. Вернее, Лебедь спешил. Грозный сдали красиво: и многие блокпосты перед городом свернули, и слухи сладкие про деньги пустили. И основные силы войсковой группировки уже начали выдвигаться по маршрутам, сжимая клещи, но еще рано, рано было вызывать на подписание капитуляции чеченских полевых командиров. Засевший внутри Грозного спецназ еще не получал команды на начало операции.
– Войне конец, – шептали меж собой журналисты, и только один я из всей братии знал, как ловко все перевернется в нужный момент. Они имели в своих блокнотах лишь запятую, а я единственный распоряжался точкой.
Владел я еще и копией карты, на которой Заремба обозначил места захоронения погибших разведчиков. Победа наконец-то даст возможность перевезти их прах на родину и перезахоронить с честью. Детали обсудим вместе с подполковником, когда войдем в Грозный. Я мудро выписал себе командировку на двадцать дней…
– В полдень все узнаете, – многозначительно пообещал Лебедь, когда журналисты совсем насели на него, умоляя об интервью.
И то дело: негоже секретарю Совета безопасности бросаться разработками Генштаба походя. Но неужели к полудню войска успеют сомкнуть кольцо окружения? Меня почему-то потихоньку начинал бить мандраж, ибо что-то не состыковывалось с простой логикой. Я бы вообще на месте генерала прилетел на день позже, чтобы прокомментировать свершившийся факт, а не предстоящие намерения. Но Александр Иванович никогда не отличался терпением. Став третьим в борьбе за кресло Президента и уже тем самым обеспечив себе политическое будущее, захотел чего-то сразу. И перешел в услужение к Ельцину, лишь тот предложил ему кресло секретаря Совбеза.
А вообще последние дни словно напоказ вырисовали мне психологию власти. Если первый поход Зарембы в Чечню представил как бы скелет войны – грубый, лишенный прикрас, и одновременно с этим стремительный, сметающий все на своем пути, то сейчас предстала ее оболочка. Потная и невнятная, как Вениамин Витальевич. Жесткая и бескомпромиссная в лице-маске Павла Сергеевича. Выставляемая напоказ, красующаяся собой, как Лебедь…
Впрочем, все будет ему прощено, ежели сейчас он доведет дело с Чечней до конца. При помощи подполковников и капитанов. Победы хороши тем, что позволяют забыть мелкие прегрешения.
– Хватит, навоевались! – очнулся я в полдень от генеральского удара по столу.
Мы толпились вокруг вынесенных в поле столов, за которыми ставили свои подписи Александр Лебедь и Аслан Масхадов. Два бывших советских офицера. Десантник и артиллерист. Не они войну развязывали, но история вывела именно их на авансцену ее заканчивать в августе 1996 года. А как же операция?
Я суматошно отыскал взглядом начальника Генерального штаба: что за шуточки? Ведь согласно только что зачитанному соглашению наши войска не могут больше двинуть вперед без согласований с чеченско-ичкерийскими властями ни одного своего солдата! А спецназ в центре Грозного? А вышедшие на прямую наводку артиллеристы? А севшие в кабины «вертушек» летчики? Мы что, бросаем их посреди операции? Кто здесь самый главный, способный остановить непоправимую ошибку? Что происходит?
Начальник Генштаба не поднимал головы, и я вместо взгляда довольствовался только видом его камуфляжного кепи. Нет, ну погодите, идет несостыковка. Надо остановиться и вспомнить об операции. Лебедь мира – он белый, а не черный!
– Наконец-то, – не сдерживали радости одни журналисты. Скорее всего, из НТВ, просидевшие в чеченских штабах и там обласканные и задобренные.
– Позор, – шептали другие, даже не знавшие про замысел Генштаба и просто реагирующие на легкость, с какой Россия отказывалась от всего и вся в Чечне. Скорее всего, в понурых оказались те, кто готов был показать войну в Чечне из русских окопов, но по воле и недальновидности министра обороны Грачева изгонявшихся оттуда как враги нации.
