– Как же буду тебя целовать, когда вернусь, – прошептал офицер, но не шелохнулся, боясь потревожить спутницу.
Светлана Сергеевна глубоко вздохнула, устроилась еще поудобнее в теплом логове кителя:
– Ох, Туманов, Туманов. Откуда ты взялся на мою голову.
– Из погранвойск. Нас боятся все наркокурьеры, шпионы и диверсанты.
– Значит, я не шпион, не диверсант и не наркокурьер, потому что не боюсь тебя.
– И пусть так будет всегда.
Ее слова словно разрешили кораблю вновь отойти от причала, но на этот раз воздушной подушки уже не существовало: рука капитана шла по свитеру плотно, сминая одежду.
– Поедем к моему другу, – зашептал пограничник. – Он сейчас один, выгоним его…
– Хватит, – на этот раз резко отстранилась Светлана Сергеевна. – Неужели нельзя было без этого?
– Можно. Прости, – офицер, словно школьник, не только опустил руки, но и сжал их коленями. – Извини.
– К другу… Один дома… – Светлана Сергеевна поправила прическу, одежду. Подумав, открыла дверцу, пересела на переднее сиденье. Выключила отопление: хватит, перегрелись. Больше уже можно было ничего не говорить, ситуация ясная, для обоих неудобная, но она зачем-то добавила: – Плохо, Туманов. И зря.
Последнюю фразу произнесла скорее для себя, чтобы самой не расслабиться, сдержать данное себе слово не терять окончательно голову.
– Я извиняюсь еще раз, – побито отозвался капитан. – Ты в самом деле настолько притягательна, что…
Светлана Сергеевна усмехнулась, отметая извинения: я отогревалась около тебя, а ты слишком поторопился…
– Я отогревалась около вас, а вы… – повторила вслух свое разочарование и свою защиту, через «вы» вновь возводя дистанцию. И, с другой стороны, пусть поймет капитан, что ей в самом деле главное было тепло душевное, а не физическая близость. – Жалко.
– Мне… мне выйти? – не уловив для себя прощения, спросил капитан.
«Конечно нет», – мгновенно воспротивилась Светлана Сергеевна. Это просто у нее сегодня такое нервное, маятниковое настроение. Сейчас она успокоится, и мир восстановится тоже. Подожди немного, Туманов. Не будь таким прямолинейным и исполнительным. Она ведь понимает, что тебя заторопила нежданная командировка в далекие горы. Не слушай женщин, Туманов.
Но капитан, судя по всему, слушался их. Или не признавал шараханий в отношениях, которые допустила судья-светлость. Взялся за рычажок дверцы, медленно надавил на него пальцами. Защелка, как живая, судорожно дернулась, открывая дверь. Гуляй, парень. Свобода. Промозглая и беспросветная.
Не так ли вершатся глупости на Земле?
«Не уходи. Не уходи! Ведь я же не до такой степени тебя отринула, – умоляла судья. – Или подскажи, как выбраться из этой дурацкой ситуации».
В самом деле, подумаешь, мужчина предложил остаться наедине. Что-то, видимо, существует в них помимо воли, если столетиями тянутся к женскому телу и никак не насытятся, не успокоятся. Да и не по восемнадцать лет…
А Туманов, конечно, должен остановиться. Неужели не поймет до конца ее состояние? Неужели не поможет исправить неловкость?
Сам капитан стоял у неплотно прикрытой дверцы и медленно устраивал на плечах плащ-накидку. «Не уходи же, Туманов. Не слушай меня! Плюнь на все, распахни дверцу. Те, из „Дубравы“, наверняка бы так и сделали».
Но в том-то и дело, что капитан появился не из бара, а с границы. А сегодня торопил события, потому что уезжал и не верил, что судья его не забудет.
Не забудем.
Он выждал все, что можно, но не дождался главного знака, движения, простившего его. А уловить чувства, волны души, наконец, просто увидеть глаза Светланы не давали слезящиеся дождем стекла. Душа у нежданно встретившейся судьи оказалась тоньше, чем у жены. Поэтому не почувствовал, не рассмотрел – не научился…
В итоге отдал честь, по губам поняла, что сказал «Прощайте, ваша светлость», – и медленно побрел по тротуару вдоль парковой ограды.
Да, глупости совершаются именно так: один начал, второй продолжил. Плохо обоим…
Он не пришел и не позвонил ни на следующий день перед отлетом в горы, ни на третий, ни на четвертый. Светлана Сергеевна подходила к окну, смотрела на подсохшую улицу, на засверкавшую на солнце, но от этого не ставшую менее одинокой машину.
«Эх ты, Туманов, Туманов. Зачем только появился в моей жизни? Зачем разбередил душу? Зачем поехали в это дурацкое кафе, все равно ведь остались без ужина. И друг без друга. А как красиво ты говорил: „Ваша светлость. Ва-ша свет-лость“. Назовет ли еще кто-то меня так когда-нибудь? Где же ты, капитан? Где твои горы? Дай Бог, чтобы это была не Чечня. И давай помиримся. Разгоним туман и тучи, несмотря на твою фамилию».
Надежда оставалась на закладку в календаре – дату пересмотра судебных дел. Она знала, что делать: попросит тетю Полю, чтобы та передала ему записку прямо на вахте. Или даже сама пригласит в кабинет. Хоть раз в жизни воспользуется служебным положением. Вот до чего ты довел меня, товарищ Туманов. А вообще-то с женщинами так не поступают, тем более офицеры.
– Но Туманов не пришел и на заседание суда, – закончила откровенный, самобичующий рассказ Светлана Сергеевна.
Мы уже сидели с ней в «Дубраве», куда она молча привезла меня после третьей попытки тети Поли завершить обход здания суда. Светлана Сергеевна, судя по всему, вновь никуда не спешила, но ее сегодняшнее семейное положение меня не должно было волновать. Узналось главное – что связывало ее с Василием. К чему он стремился, вырываясь из Чечни. Что хранило его от пуль…
– Я хочу увидеть его командира, – попросила Светлана Сергеевна, когда, не дотронувшись до салатов, вернулись из кафе к машине.
– Я думаю, он тоже захочет этого. А лучше, если мы однажды соберемся все вместе – все, кто знал и любил его разведчиков, – мысль пришла спонтанно, и даже сделалось страшно, что мы могли не придумать подобного. – До свидания, ваша светлость.
Глаза Светланы Сергеевны вновь сузились, удерживая слезы, и я заторопился восвояси, боясь, что мозг начнет отмечать какие-то журналистские детали. А мне хотелось оставить нашу встречу как человеческую, а не профессиональную память о капитане.
Глава 8
Где смерть чеченского кощея…
Уверенно передвигаться по комнате Заремба смог через пару недель. Благо, общежитие находилось на Большой Пироговке, сплошь усеянной медицинскими институтами, и отыскать доктора, который бы согласился без огласки вытаскивать спецназовца, труда не составило. Да и удар оказался не смертельным – подполковник в последний миг сумел повернуть голову, и труба прошлась по касательной. Кровищи много, а смерти нет.
Так что особого риска оказаться у постели трупа врачу не грозило, а деньги офицеры посулили неплохие. Потому в тайне и покое Заремба набирался сил и… Нет, не злости. Идея журналиста собрать всех, кто знал его подчиненных, завладела им настолько, что все помыслы были направлены на поиск и сбор этих людей.
