И при всем при том комбриг прекрасно понимал, что лукавит, лукавит он перед собой. Жажда мести никуда не исчезала, она лишь притаилась в ожидании полного выздоровления хозяина. Она прекрасно понимала, что слабый, с усилием передвигающийся по комнате подполковник ей пока не подмога. Вот и врачевала его, поднимала на ноги помыслами более благородными – да, надо собрать, да, надо встретиться и сказать доброе слово. И дополнительный ряд выстраивали: все-таки дойти до тети Нины, вернуть курортной старушке деньги за постой, доехать до Можайска к Кате. А уж потом…
Но все рухнуло в одночасье, когда однажды Михаил пришел из академии раньше обычного. С порога начал кружить по комнате, не решаясь признаваться в новостях. А они, видать, жгли, требовали слушателей или советчиков, и капитан решился.
Правда, поинтересовался прежде вроде как с юмором:
– В Чечню со мной, случаем, поехать не хотите?
Но нельзя, нельзя голодного человека дразнить не то что запахом – упоминанием о хлебе: у Зарембы, ожидавшего разговора у узенького, заклеенного с зимы окна, помимо его воли задвигались руки. И на груди скрестились, и в карманы нырнули, и вцепились в итоге в подоконник.
Поняв неуместность шутки, капитан быстро добавил:
– Гэбэшники ведут набор среди офицеров.
Пальцы комбрига на подоконнике побелели еще больше. Уже ни для кого не являлось секретом, что чеченская война началась как раз после того, как представители ФСБ тайно набрали в Кантемировской дивизии танкистов и передали их Умару Автурханову, выступившему против Дудаева. И они двинулись на Грозный. И почти все сгорели в подбитых машинах: Павел Грачев по распоряжению правительства Егора Гайдара оставил Дудаеву оружия и боеприпасов на три чеченские армии, а западные спецслужбы в спешном порядке наладили систему прослушивания эфира вплоть до Ростова…
Танкист знал историю. Уловив же на лице подполковника разочарование, поспешил защитить не то что новый план, а оправдать свое будущее участие в нем:
– Когда набирали первый раз – война начиналась. Сейчас ее хотят закончить. И точку будем ставить мы сами, без стыдливого прикрытия под оппозицию.
Больше оставаться даже внешне безучастным Заремба не смог. Словно проверяя готовность все же последовать совету капитана насчет поездки в Чечню, проверил площадь оставшихся на голове бинтов – они уже могли скрыться под танковым шлемом. И Мишка вдруг поверил, что покалеченный подполковник и в самом деле пожелает вернуться туда, откуда совсем недавно едва унес ноги. И струсил первым:
– Но это так, для информации.
– Давай поподробнее, – потребовал Заремба, даже в своем незавидном положении оставлявший себе право распоряжаться и отдавать приказы.
– Алексей Тимофеевич…
– Не тяни. Мне нельзя волноваться, – предупредил комбриг.
Занимательный расклад получался: услышать новости о войне для него оказывалось лекарством, тогда как умалчивание грозило нервным срывом. И это во времена, когда из Чечни матери под защитой депутатов и правозащитников эшелонами увозили с передовой не только солдат, но и офицеров…
Не желая нервировать раненого, а еще более томить самого себя, капитан выдал военную тайну:
– Насколько я понял, операция назначена на начало августа. – И после этого сообщил совсем невероятное: – Генеральный штаб планирует сдать боевикам Грозный.
– Что? Сдать Грозный? Самим? Бред, – не поверил подполковник. Махнул рукой, извиняя за неуместную шутку. Но ликбез провести посчитал не лишним: – Ты знаешь, с какими потерями его брали?
– Знаю. Я в то время был артнаводчиком, – отозвался капитан, не желая по милости Генштаба оставаться в глазах Зарембы полным идиотом. – Но я сказал правду.
– Тогда смысл? – убедившись, что это не шутка, попросил приоткрыть завесу секретности спецназовец. А вдруг в предстоящей операции и в самом деле таится смерть чеченского Кощея?
– Нам темнили, – капитан покрутил пальцами, изображая лохов, – но, насколько я уловил по предлагаемым задачам, мулька и в самом деле может получиться неожиданная. Но только…
Комбриг мгновенно сориентировался и провел ладонью по горлу: секрет умрет вместе с отсеченной головой. Проведенные в беседах вечера позволили достаточно понять и принять друг друга, так что дополнительных уверений особо и не требовалось.
Капитан начал подходить к теме издалека, вновь демонстрируя прекрасную осведомленность о подоплеке чеченской компании. В прошлом, 95-м году, когда бандитов загнали в леса и требовалось лишь немного времени для тотальной зачистки, из Москвы пришло понятное политикам, но более чем странное для военных распоряжение: в связи с торжествами в честь 50-летия Победы с 28 апреля по 12 мая в Чечне прекратить любые боевые действия. – Давай сделаем так, что ты меня не нашел, – умолял командующего группировкой начальник артиллерии, чьи подчиненные вывели орудия на прямую наводку. – Мне нужно два дня, чтобы от этой швали полетели ошметки и мы раз и навсегда покончим здесь с бардаком.
– Не могу. Личное распоряжение Ельцина.
– Да пошел он! Сутки дай. Они же бегают передо мной как вши на гребешке. Ну не вышел я на связь!
– Давай отставим дискуссию. Мы с тобой носим погоны и обязаны подчиниться.
Подчинились. Артиллерия не сработала. Двухнедельная передышка оказалась спасительной для боевиков, не только выскользнувших из котла: после 12 мая уже наши войска не могли тронуться с места, ибо оказались со всех сторон обложены минными полями. А банды вновь рассредоточились по всей Ичкерии.
Зато в Москве угодливо глядели в рот американской делегации и чистосердечно уверяли, что никакой войны на Кавказе нет. На Красной площади центральным плакатом, символизировавшим великую Победу, оказался снимок «Встреча на Эльбе». А чтобы уж совсем показать себя отказавшимися от прошлого, даже в вечном лозунге «Да здравствует победа советского народа в Великой Отечественной войне» слово «советского» стыдливо заменили на безликое «нашего». Американцев к тому же на праздничных трибунах оказалось едва ли не больше москвичей, поэтому неизвестно, кто и отмечал его, это славное 50-летие. Война «старшая» давала возможность через полвека выжить войне «младшей». И за обеими стояли конкретные политики.
После торжеств армия в Чечне вновь начала свою работу с нуля – гоняться за жиреющими, набухающими на глазах «непобедимыми» отрядами дудаевцев…
Заремба знал эту предысторию, но слушал капитана молча, утверждаясь в своей правоте и находя ей подтверждение из других уст: Москва не помогала, а мешала закончить войну. Но что придумал Генштаб?
– Сдать Грозный, – вновь повторил Мишка. Похоже, смелость идеи настолько понравилась ему, он настолько принял и влюбился в замысел операции, что готов был повторять страшную для непосвященных фразу вновь и вновь.
– Чтобы…
– Чтобы уничтожить армию Дудаева, ее вновь нужно собрать в одном месте. Прийти она может только в Грозный.
