Наши брови, как по заказу, ползут на лоб.
Где и остаются.
– Ну, каждый раз начинаете с такого замороченного куска страниц на пять-десять, что половина читателей сразу обламывается и книгу закрывает!
– Эта половина – на бронепоезде, – отвечаю машинально, мало заботясь: поймет ли меня Миха, не поймет, вспомнит ли старый анекдот или только руками разведет. Утомился я от таких разговоров; утомился от лозунгов «Хорошая книга легко читается!». Как писал один злой и умный одессит, ныне израильтянин: «Уровень усвояемости достиг уровня выводимости из организма». Легко заниматься любовью, любить – трудно; легко пройти мимо, остановиться не в пример труднее; легко вздохнуть «Слава богу», когда на экране ракета, счастливо минуя главного героя, врезается в автобус со школьниками… Легко бродить в компьютерной стрелялке с уровня на уровень, включив «режим бога» и кося монстров пачками.
И кофе прихлебывать.
Двойной, без сахара.
Я и сам люблю двойной, только с сахаром.
Сладкоежкой уродился.
Вокруг постепенно начинает собираться толпа, слушают, кто-то пытается вставить свою реплику. Вот так всегда: стоит заявиться на «балку» и остановиться с кем-нибудь поговорить – мигом заваривается литературный диспут с привлечением «балочной» общественности.
– …А вот это…
– А вот это как раз не то, что…
– Вот именно, не то что всякие там…
– Не гони! Сам ты всякий там… и тут ты тоже всякий!..
– Ну, это вообще идеальный вариант: когда читаешь запоем, а потом понимаешь, что надо перечитать – потому что тянет вернуться, договорить, доспорить…
– Ну, мля, не одну ж нетленку ваять! Надо и для народа чего-нибудь, позабойнее… «Москва бандитская» читал?
– Раз «бандитская», значит, точно для народа…
– «Великие мысли» – комплектом за пять гривен!.. Мелкий опт со скидкой…
– Наиздавали тут! Всяких… как их… во, этих – Дяченков!
Мы с Олегом, как по команде, оборачиваемся.
Здоровый краснолицый хмырь в распахнутой куртке с полуоторванной «молнией», засаленных брюках и сбитой на затылок кепке тычет пальцем в прилавок, обращаясь к своему угрюмому длинномерному спутнику, затянутому с ног до головы в умопомрачительно потертую «джинсу».
– Простите, вы их читали, «этих Дяченков»? – Олег мгновенно становится безукоризненно, даже несколько утрированно вежливым. – Поделитесь впечатлениями!
– Не читал! И читать не буду! Издают тут всякую… – Хмырь долго ищет подходящее слово, роясь в карманах… – Всякую… порнографию!
В подтверждение он тычет волосатым пальцем в ближайшую обложку: девица в кисейном покрывале на особо пикантных местах смотрит вдаль, у ног девицы трется полосатая кошка.
Возразить нечего: обложка пакостная.
Тем более что это наша книжка. Наша, матушка, наша, родимая, еще прошлогодняя. Издатель тогда просто-напросто, не мудрствуя лукаво, присобачил слайд поярче из имевшихся в загашнике – тот же слайд вскоре косяком объявился на пиратских компакт-дисках из серии «Sax and sex».
Да, тут не поспоришь. Народ не безмолвствует, отнюдь, народ четко и ясно выражает, формулирует… Хмырь гордо удаляется, ухватив за рукав своего флегматичного спутника.
– Повбывав бы… – бурчит спутник, ни к кому конкретно не адресуясь, и мы с ним полностью согласны.
Пора уходить.
– Сейчас еще «Книжное обозрение» купим – и идем тачку ловить.
Уже у самого выхода нас догоняет чей-то запоздалый вопль:
– Так когда ваша следующая книга выйдет?!
Оборачиваемся.
Кричит флегматик в «джинсе».
Хмырь стоит рядом, увлеченно листает «Москву бандитскую».
Даже отсюда видно…
* * *
Весна оглушительно чирикала из клейких зеленых листьев, шумела над головой кронами деревьев, подмигивала солнечными бликами: весна была нам рада.
И мы ей, ясное дело, тоже.
Знакомая тропинка убегала назад, пружиня под кроссовками, и очень скоро мы добрались до нашей старой поляны, за десяток лет плотно утоптанной босыми пятками.
Полистать трофеи с книжной «балки» Олег не дал: громкий хлопок в ладоши – и вот уже группа замерла перед сэнсеем. Это до и после занятия есть друзья, знакомые, коллеги и соавторы, а сейчас есть сэнсей и строй карате-ка.
Все.
Привычный поклон.
– Сейдзэн!
Пару минут – на то, чтобы успокоить дыхание и выбросить из головы посторонние мысли.
Хлопок.
– Хэйко-дачи йой!
От слитного выдоха трех десятков человек по лесу проходит ветер. Утрирую, конечно. Но впечатление именно такое.
Дыхание, разминка. Деревянное с утра тело постепенно разогревается, становится гибким, сбрасывая остаточные оковы сна, суставы перестают хрустеть, мои тридцать пять не кажутся таким уж бременем лет, импульсы силы мягко перекатываются по телу, готовые сконцентрироваться и выплеснуться в нужной точке…
– Локоть в сторону не отводи.
Вот так. Начинаешь тащиться от «импульсов» – тут же что-нибудь выпирает в сторону. На этот раз локоть.
Слежу за гулящим локтем. То, что позиция сделалась «кривой», успеваю заметить сам.
– Вперед не проваливайся.
Вот так. Хвост вытащишь – нос увязнет. Нос вытащишь…
А все потому, что головой много думаю. Это за рабочим столом головой думать надо, и то… А здесь – животом, или по-нашенски, по-японски, – «хара». Пытаюсь «отключить» голову и поймать ощущение движения целиком. Получается, но со скрипом.
Не хара, а хара-кири.
– Уже лучше. Только не дыши так тяжело.
Не. Дышу. Так. Тяжело.
Дышу. Легко. И. Свободно.
– Ката Гекусай-дай-ичи. Мягкое исполнение. Хай!
Блок. Удар. Уход. Блок. Блин! Что это я из себя Буратино изображаю?! Блок-удар-уход-блок-блин. Слитно, без пауз. Совсем другое дело.
– По парам. Гекусай-дай-ичи. Парный вариант. Хай!
Блок-удар-уход-блок. Блок-удар-уход…
Мужика я заметил, когда мы вновь перешли к одиночным формам (в паре особо по сторонам пялиться некогда – сразу в глаз засветят). В общем-то я и теперь особо не пялился. Просто мужик стоял почти в точности за спиной Олега, метрах в двадцати, за кустами, скрывавшими его до половины. В итоге заприметил я гостя, глядя, как Олег показывает очередную связку. И потом поглядывал изредка, повторяя движения за сэнсеем, благо смотрел туда же.
Мужик был и не мужик, собственно, а весьма представительный мужчина в самом расцвете сил. Или, может быть, еще немного не доросший до самого расцвета (это я себе льщу), но явно к нему приближающийся.
