Пока поправлялся от ранений, было время подумать о том, что мне делать дальше. Опираясь на опыт героев попавших в прошлое, вычитанный у альтернативчиков, попытался проанализировать своё положение. Проанализировал и понял, что «попаданец» из меня получился какой-то неудачный: великих знаний, способных изменить и потрясти мир моя память не содержала; чтобы ко мне более-менее стали серьёзно относиться, надо было ещё вырасти. К тому же социальный статус тела, в которое я попал, был если уж не ниже плинтуса, то высоким назвать его язык не поворачивался. Не дворянин, не князь, не царь-государь, а так — пастух, точнее подпасок, правда, из казаков. Какие уж тут великие свершения и глобальные изменения мира и истории.
Хотя если честно, ничего мне в истории государства российского менять и не хотелось. Да впереди русско-японская война с нашим обидным поражением, потом Первая Мировая, революции, ужасы гражданской войны, коллективизация, индустриализация, репрессии, Вторая Мировая война и такое прочее, но кто я такой, чтобы менять ход истории в ту или иную сторону. Тем более, родился, вырос и сформировался как личность я в советском обществе, которое было построено после всех этих событий. И мне нравилось то общество и то время. А вот все те события, которые произошли после развала Советского Союза, вызывали у меня сплошные негативные реакции. В общем, было о чём подумать.
Недели три, пока не мог ещё нормально ходить из-за ранений, лежал и думал о вечной философской проблеме — роли личности в истории, точнее роли своей личности в этой возможно уже альтернативной истории.
Как мне помнилось из прошлой жизни, спектр мнений по данной проблеме весьма широк, но в целом все вращается вокруг двух полярных идей. На основании первой идеи, основанной на теории марксизма: исторические законы с «железной необходимостью» пробиваются сквозь препятствия, и это естественно ведет к представлению, что в будущем все заранее предопределено, и исторический ход событий невозможно изменить.
По второй идеи: случайность всегда может переменить ход истории, и тогда, следовательно, ни о каких законах говорить не имеет смысла. Поэтому имеются и попытки крайнего преувеличения роли личности и, напротив, уверения, что иные, чем были, деятели и не могли появиться. Средние взгляды, в конечном счете, все же обычно склоняются к той или другой крайности. Таким образом, я сделал для себя вывод: от моей деятельности в данной реальности либо ничего в ходе исторического процесса не изменится, либо есть возможность изменить историю. И я буду первым человеком, который на практике проверит эти две теории.
Теперь о себе как личности. Во время второй чеченской компании попал ко мне учебник по социальной психологии, достался от раненого бойца отряда — недоучившегося студента, которого отправили в госпиталь на «большую землю». Иногда, под настроение почитывал я этот учебник, пытаясь разобраться в себе и окружающих. Так в той умной книжке прочитал, что человек рассматривается как индивид, то есть единичный человек как биосоциальное существо, особь, и как личность, то есть единичный человек, как система устойчивых качеств, свойств, реализуемых в социальных связях, социальных институтах, культуре, более широко — в социальной жизни. А индивидуальность — это характеристика уникальности, неповторимости, присущей данной личности.
Следовательно, личность — это любой человек, а не только яркий, исключительный, рассмотренный как ответственный и сознательный субъект социальной жизни; индивидуальность может быть присуща каждой личности, а не только наиболее талантливым людям.
Вот завернул. Нельзя военным читать умных книжек. Как говорил мой взводный в рязанском десантном училище: «Если ты такой умный, почему тельник не носишь и строем не ходишь?» В общем, всё, о чём подумал можно свести к выводу: я личность для исторического процесса и очень индивидуальная. Ещё бы не индивидуальная, в биологической особи Аленина находится две личности: моя и Тимохи. Правда, очень быстро после моего переноса стал замечать, что мысленного разговорного контакта с Тимохой мне уже не требуется. Он как будто растворился во мне. Всё, что мне надо было узнать о жизни Тимохи, как бы само всплывало в моей памяти, будто бы это происходило со мной. Это здорово облегчило мне три года назад общение с окружающими, особенно с дедом Афанасием и знахаркой Марфой, которые больше других видели изменения, происходящие с Тимохой Алениным.
Но вернёмся к проблеме личности в истории. Итак, я индивидуальная личность, которая участвует в историческом процессе данной реальности. По одной теории, чем больше будет моё воздействие на окружающий социум, тем больше изменится ход истории. По другой теории, чего бы я не делал, какое бы «место под солнцем» не занял, истории не изменить и всё пойдет по наезженной колее истории моего бывшего мира.
Таким образом, если верна вторая теория, то могу делать, что хочешь. А если первая? Тут надо было подумать, что и как я могу изменить в историческом процессе. На обдумывание данной проблемы и выбора пути в этом мире у меня ушло три недели моей лежки в постели. Для начала я вспоминал всё, что знал об эпохе, в которую попал.
Итак, 1888 год — время царствования Александра III. Насколько помнил, царствовать ему ещё до 1894 года, когда его место займёт последний государь из династии Романовых — Николай II.
В отличие от своего сына, Александр III правителем был жёстким и достойным. После смерти императора Александра II от рук «первомартовцев» Александр III очень быстро закрутил гайки по всем либеральным реформам отца и заявил о незыблемости Самодержавия.
На докладе Победоносцева, в котором тот призывал нового императора, ввиду ходивших среди граждан Российской Империи мыслей о возможности избавления осуждённых «первомартовцев» от смертной казни, ни в коем случае не поддаваться «голосу лести и мечтательности», начертал: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеют прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь».
Да, это не его папаша — либеральный Александр II, при котором Вера Засулич во время приёма у петербургского градоначальника Трепова несколько раза выстрелила ему в живот, тяжело ранив, а затем, несмотря на неопровержимые улики, свидетельствовавшие о совершенном покушении, суд присяжных её оправдал. В зале суда Засулич была устроена овация, а на улице её встретила восторженная манифестация собравшейся у здания суда большой массы публики.
О таком террористам-революционерам XXI века в нашем демократичном и толерантном российском обществе можно только мечтать. Представьте себе, губернатор Санкт-Петербурга при проверке СИЗО даёт команду о наказании подследственного, проходящего по делу против государственной власти, за то, что тот был непочтителен к губернатору. И даже пусть это будет наказание не помещение в штрафной изолятор, а виновного высекут розгами, что уже давно не используется в виде наказания в наше время. Но за это самодурство, соратник наказанного приходит на приём к губернатору и всаживает тому пару пуль в живот, а суд его потом оправдает. Можете себе такое представить? Я нет. Но такое было.
Самодержавное же правление Александра III привело к резкому уменьшению протестных выступлений, характерных для второй половины царствования Александра II. Пошла на спад и террористическая активность. После убийства Александра II было лишь одно удавшееся покушение «народовольцев», кажется, на одесского прокурора, и одно или два неудавшихся на самого Александра III. После этого террористических актов в стране не было вплоть до начала XX века.
