— Аааа… — Селевёрстов махнул рукой, поднимаясь из-за стола. — Командуйте сами. Прав, Тимоха, из-за смерти баронессы и этого горного чина не атаманствовать мне дальше. Снимут!
— Да ладно, Петро, перебедуем, — Лесков подошёл к атаману и положил ему руку на плечо. — Может быть, всё и хорошо закончится.
— Спасибо, Михайло, Может и обойдется.
— Ермак, я наших поднимаю! — влез в разговор Ромка.
— Поднимай, Лис.
— Ермак, ядрёно-кучерёно, — покрутил головой Лесков. А с другой стороны, почему бы и нет. Заслужил. Мой вон Леший.
— Хе-хе, а мой младшой братишка — Шах, — усмехнулся Шохирев. — Давай, Ермак, собирай своих. Собираемся у мостков на Большом озере через час. Продуктов берите дня на три-четыре.
До намеченного распадка на реке Дактунак добрались ближе к полудню следующего дня. По дороге никто не попался. Ночь прошла спокойно. Казаки, но не все, удивились нашим походным палаткам на четыре человека, которые мы на биваке собрали из восьми плащ палаток. Шесть оставалось в отряде, да две у меня в запас хранилось. И оценили наш «полинезийский» костёр для приготовления пищи, который Михаил Лесков назвал «разбойничьим».
Оставив в овраге лошадей, и Дана с Усом для их охраны, двинулись через реку, отправив Лесковых отца и сына в дозор. Через пару часов выбрались на крутой склон сопки, с середины которого просматривался весь километровый распадок, по которому текли воды реки Дактунак. Быстро соорудили из камней замаскированные и защищённые лёжки для стрельбы метров через десять друг от друга, перекрыв почти двести метров противоположной тропы. Выставили дозоры и в глубокой ложбине на склоне сопки организовали стоянку. Оставалось ждать, неизвестно чего.
Когда солнце начало скрываться за сопкой на стоянку прибежал Чуб, который как самый зоркий стоял в дальнем дозоре.
— Кто-то идет по тропе, — запыхавшись, сообщил он. — Птицы над деревьям поднялись. Минут через двадцать эти кто-то должны появиться в распадке.
— Так, все в укрытия, — начал распоряжаться вахмистр Широкий. — Стрелять только по моей команде. Цели разбираем, как договорились. Первым стреляют казачата. Мы следом. Всем всё понятно.
Казаки и казачата закивали головами.
— Тогда по местам и замерли, — закончил инструктаж Митяй Широкий.
Как и предсказал Феофан Чупров, где-то через двадцать минут на тропе появились первые казаки албазинской сотни.
«Хорошо потрепали казаков, — думал я, глядя на проходивших мимо нас остатки албазинской полусотни. — Двенадцать убитых или тяжело раненых перекинуты через спины лошадей, казаков двадцать перевязанных, но сидящих в седле, включая ротмистра с перебинтованной головой, без фуражки. Целых не больше десятка осталось».
По ранней договорённости, мы никак не проявили себя при прохождении по тропе мимо нас казаков первой сотни. Надо было выяснить идёт кто за ними или нет, не демаскируя засаду. Узнали об этом быстро. Не успели ещё последние казаки выйти из распадка, углубившись в лес, как с другой стороны появились первые хунхузы. Передвигалась первая пятёрка бандитов пешком, ловко лавируя между камней на тропе.
Со стороны углубившихся в лес казаков раздался выстрел, и пятёрка хунхузов залегла за камнями. В ответ из них никто не выстрелил. Не заметно было, что бы кого-то из них зацепило. Хунхузы пролежали минут пять, потом разом, видимо по команде, поднялись и начали движение вперёд по тропе. Со стороны ушедших казаков по ним больше никто не стрелял.
Когда пятёрки хунхузов достигла середины распадка, в нём появились конные хунхузы. Достаточно быстро первый варнак из конной цепочки хунхузов в тридцать бандитов достиг середины распадка, а пешая пятёрка уже готова была войти в лес. В этот момент прозвучала команда Шохирева: «Стреляй!».
Находясь на левом фланге нашей засады, я уже пару минут держал одного из пятёрки пеших бандитов. Услышав команду, мягко потянул спуск. Один готов. Сто пятьдесят метров для меня идеальное для стрельбы расстояние. Быстрая перезарядка. Ищу глазами вторую цель. А хунхузы молодцы. Быстро сориентировались. Оставшиеся четыре бандита залегли за камни и целились в нашу сторону.
«Это, что же, кроме меня никто по этой пятёрке не попал? — подумал я. — Смотреть вправо от себя, нет время. Так, вот она — цель! Спрятался, говоришь, за большой валун, но голова и правое плечо мне-то видны».
Выстрел. Минус два. В этот момент, пуля ударила в камень моей амбразуры и с визгом ушла рикошетом.
Перезарядка и смена позиции. Посмотрел как дела у остальных. Очень не плохо! Из тридцати конных хунхузов отстреливался, дай боже, десяток. Остальные лежали на камнях бесформенными кучками. Заполз в запасную лёжку и стал искать того хунхуза-снайпера, который заставил меня покинуть прежнюю позицию. Выстрел и визг рикошета от амбразуры моей прежней лёжки. Нашёл. Между двух валунов. Молодец, китаёза, наверняка отличный охотник.
«Высунулся, целишься. Ну-ну. До свидания», — я мягко выбрал ход курка. Выстрел, минус три. Оставшиеся двое из пеших хунхузов, которых обстреливали Лис и Шах, не выдержали и побежали к лесу. Нет, ребята, бегать от пули, это умереть уставшим. На этот раз Лис и Шах не промахнулись.
Стрельба постепенно стихала. На правом фланге щёлкнуло ещё пару выстрелов и тишина. По перекличке установили, что все целы, кроме казака запасного разряда Петра Гусевского, он не ответил. Позже выяснилось, что Гусевский был тяжело ранен в грудь.
Казаки стали подниматься со своих лёжек, казачата же продолжали лежать, ожидая моей команды. Как оказалось не зря. Раздался выстрел, и отставной казак Василий Ананьев упал с простреленной головой. Затрещали выстрелы. Вставшие во весь рост казаки стреляли в сторону валуна, за которым спрятался выстреливший хунхуз.
Вдруг раздался выстрел со стороны начала распадка, куда ушли албазинцы, и убитый хунхуз вывалился из-за валуна.
«Чёрт, отвлёкся!» — подумал я, наблюдая, как в распадок въезжают казаки албазинской полусотни. Впереди был ротмистр Печёнкин. Рядом с ним какой-то казак опускал от плеча карабин.
«Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, — хмыкнул про себя я. — А казак молодец, метров с двухсот с седла положил хунхуза. Мне-то отсюда его не достать было».
Вот на этом и закончилась наша эпопея в борьбе с хунхузами, результатом которой стало вооружение всех казачат учебного отряда пятизарядными карабинами Маузера. Удалось сохранить и всех монголов-жеребчиков, заныканные патроны к карабинам, поддевок на меху красного волка досталось по две штуки на брата, даже по сто рублей, но ассигнациями каждому дали. Как и о чём договорились с ротмистром атаман Селевёрстов и другие казаки не знаю, но официальная версия стала выглядеть так.
Казачата станицы Черняева отправились на длительную охоту и на переправе реки Ольгакан нашли мертвых барона с баронессой и их сопровождение. Привезли трупы в станицу, куда в это же время прибыл на двух пароходах надворный советник Мейстер и охранявшая пароходы полусотня албазинцев во главе с ротмистром Печёнкиным. По распоряжению из канцелярии генерал-губернатора полусотня албазинцев, десяток черняевцев и двадцать горных стражников под руководством господина Мейстера вышли на поиски хунхузов. Около реки Ольгакан были обнаружены следы хунхузов, но при преследовании банды, отряд попал в засаду, в которой погиб надворный советник Мейстер и большинство горных стражников. Отправив десяток казаков из станицы Черняева с убитыми назад в станицу, ротмистр Печёнкин продолжил преследование банды. В результате умелого командования командиром первой албазинской сотни, не смотря на потери в пятнадцать казаков, была уничтожена банда Золотого Лю в количестве шестидесяти двух хунхузов. Как доказательства данного успеха в канцелярию генерал-губернаторства были представлены голова Золотого Лю, правые уши шестидесяти хунхузов, большое количество трофеев. В общем, Печёнкину досталась слава и награда, а нам большинство трофеев.
