Поменять красную шкуру на красненькую десятку, конечно, не получится, но рублей по шесть сдать приказчику Тарала Арсению, думаю, сможем. А это двести сорок рубликов, то есть по двадцать два рубля на брата. Очень хорошая прибавка к заработку. За проводку по сорокадневному контракту казачатам положили по шестьдесят рублей, мне восемьдесят как старшему. Для сравнения атаман Черняевского округа получал сто рублей в месяц, а писарь только тридцать рублей.
Как говорится, помяни о чёрте, он тут как тут. Ко мне быстрым шагом подошёл приказчик Тарала. Арсений Георгиевич был старше меня лет на восемь-девять. Выпускник Благовещенской мужской гимназии, окончивший её по первому разряду с похвальным листом, был сразу по её окончании принят на работу в торговый дом Чурина. И уже восемь лет выполнял различные поручения торговой компании. Долгое время служил в представительстве дома в Хабаровке. Последнее время был порученцем Касьянова. Кроме немецкого, французского и английского языков, за восемь лет выучил разговорный китайский, северный диалект маньчжурского и корейский. И если пару первых дней пытался показать мне, какой он большой начальник, то потом мы с ним как то быстро сошлись накоротке. От него я много узнал о Благовещенской гимназии, о том, как в ней происходят испытания на зрелость, ху есть ху из учителей. В общем можно было сказать, что, не смотря на разницу в возрасте, мы подружились.
— Ермак! Отбились! — Арсений с размаху хлопнул меня по плечу. — Даже не верится! Такая стая была! И без потерь! Представь, Ермак?! Никто же не поверит?!
— Совсем без потерь? — спросил я.
— Кого то из обозников волк покусать успел, но его кто-то из твоих уже перевязал. Вроде бы ничего страшного. А что вы со шкурами будете делать?
— Знаете, Арсений, — менторским тоном начал я, но увидев ошалевшие глаза приказчика расхохотался. — По шесть рублей хорошие шкуры сдадим тебе. В Албазино их можно будет оставить на обработку. По возвращению заберешь уже готовые к продаже.
— Таки по шесть рублей? — поддержал мой шутливый тон Арсений. — Не делайте мине смешно.
— Нэ мэньше. Я ж не могу обидеть вас! И вообще, таки ви будете покупать, или мне забыть вас навсегда?
— Только по четыре рубля.
— Шоб ви так жили, как ви прибедняетесь!
Мы оба расхохотались.
— А если серьёзно, сколько ваших шкур будет, и сколько вы хотите?
— Как мне доложили, сорок один волк за нами. Ещё не знаю, в каком они качестве. Но за всё хотелось бы получить двести сорок два рубля, по двадцать два рубля на нос.
— Я согласен, — Арсений протянул мне руку.
— И где ви меня обманываете? — пожимая руку, закрепляя сделку, удивлённо спросил я.
— Не обманываю. Просто от Сибирского регионального отдела Императорского Русского Географического Общества был заказа на целую тушу, а лучше две красного волка. Платит общество по сто рублей за тушу. Морозы стоят сильные, так что до Иркутска две лучших тушки доставим в целости.
— Ну, ты и жук, Арсений! — я ткнул кулаком в плечо приказчика. — Вот что значит владеть информацией. А вдруг уже кто-то отправил обществу тушки волков? Прогоришь!
— Нет, Ермак. Общество уже третий год даёт объявления в своих альманахах. Пока никто не смог предоставить. Большая редкость горный волк. Можно сказать, что нам повезло.
— Да уж, повезло! — в наш с Арсением разговор вклинился, подошедший старшина обоза. — Спасибо тебе, Ермак. От всех спасибо. Если бы не составили сани вкруг, да не твои стрелки, порвали бы нас волки. Я только слышал о таких стаях. А теперь бог сподобил, увидел. А второе спасибо от себя лично. Если бы не ты, вряд ли живым я остался. Вот смотри…
Старшина повернулся ко мне спиной, поднимая воротник дохи, в котором сияла здоровая дыра.
— Второй раз если бы хватанул, — дядька Антип вновь повернулся к нам лицом, — точно бы шейные жилы перекусил. Так что, за жизнь спасибо. Должник я теперь твой и вся семья моя твои должники.
Старшина обоза, сняв с головы шапку-орогду, низко поклонился мне.
— Да, ладно, дядька Антип, — смущенно ответил я, — свои же люди, казаки. Нам друг друга держаться надо.
Плотников натянул на голову орогду и спросил:
— Тимофей, я ещё, что хотел спросить. А чего тебя и твоих волки не тронули?
— В смысле не тронули?
— Нуу, я видел, как волк перед тобой стоял, но не бросился на тебя, а перепрыгнул через тебя. И того вон здорового, — старшина показал на Антипа Верхотурова, — волк не тронул. Подбежал сзади, хотел за ногу тяпнуть, а потом в сторону кинулся. Вы что, какие то слова знаете против этих горных духов?
— Не знаю, дядька Антип, но могу предположить, что волки так себя повели из-за того, что у нас и унты, и дохи из шкур красных волков сшиты. Другое ничего в голову не приходит.
— Это где же вы столько красных волков набили, — влез в разговор Арсений.
— Места надо знать, — отшутился я.
— Вон оно что, — протянул Плотников, а я то думал, откуда вы повадки красных волков так хорошо знаете. Встречались, значит?
— Встречались, — не стал я спорить. Пусть будет ещё один кирпичик в легенду о нашем отряде. Слухов о нас среди казаков Приамурья уже много ходило.
В этот день тронулись в путь только ближе к обеду. Пока сняли шкуры с тушек волков пластом, то есть, оставляя лапы с когтями и голову. Потом провели первичное мездрение, убирая мышечные отложения и жир со шкур. А закончили всё консервированием шкур сухосолёным способом. Хорошо, что в обозе было много соли, пересыпали шкуры солью и свернули их. В основной массе шкуры получились отличные. Зимой волчий мех имеет хорошую подпушь и блеск, мягкий и пышный.
Дальнейший трехдневный путь до станицы Албазина прошёл без приключений, за исключением того, что пришлось делать операцию обознику, которого покусал волк. На остановке на ночь через два дня после нападения волков среди обозников, началась какая-то суета. Позже к моему навесу из плащ-палаток, где я располагался с тройкой Тура и Лисом прибежал посыльный от старшины обоза с известием, что казак-обозник по имени Трофим, которого покусал волк, потерял сознание и бредит.
Прихватив свой рюкзак, я с Ромкой пошёл к обозникам. Около костра нодья на лапнике и шкурах лежал казак лет пятидесяти и тяжело с хрипами дышал. Вокруг него собрались полукругом обозники.
— Что случилось, дядька Антип? — спросил я обозного старшину.
— Да, Трофим, вона с получас назад сказал, что ему что-то плохо, прилёг, а потом слышим, бредить начал. Жену, дочек зовёт. А потом метаться начал, одежду всё хотел с себя снять. Приказчик сказал, что это бешенство, — старшина, сняв шапку, перекрестился. — Жалко, Трофима, только внуки пошли.
— Он воду пил? — спросил я окружающих обозников.
— Пил, много. Жарко говорил, а потом на ногу ещё жаловался. Дёргает, да ноет, говорил, — ответил мне один из обозников.
