Колодец открыт. Нужно наполнить его.
Песня капель по глиняному дну.
Пустыня оживала, бурлила, текла тысячью рек. Астре не мог удержать мысли, ему хотелось отдохнуть и раствориться. На этот раз некому было втиснуть дух обратно в тело. Спасшее калеку существо исчезло на мельнице.
Вода… Вода…
Теперь достаточно.
Глава 14
Кровавая поляна
Однажды мы прятались от ливня в старом хлеву. Дверь, сорванная с верхней петли, накренилась и пьяно шаталась, подпевая ветру. До нас доходил сырой запах дождя. Сквозняк вился у ног, и Карима шутила, что я невезучий, вот и мерзну, а ей ступней вовек не застудить.
Я спросил: «Каков для тебя мир?», ожидая услышать жалобы и страхи, но Карима ответила: «Он прекрасен!»
– Что в нем прекрасного? Как можно любить место, где люди отринули добродетели, носимые порчеными? Посчитали Цель бесполезным придатком, сроднили с болезнью и прокляли нас?
– Но в этом мире есть ты, – тихо возразила Карима. – И мне этого хватит. Может, когда-то все изменится. Нужно только понять друг друга, а пока нас объединяет одна только злость. Чем же ты отличен от бесцельных, Такалам, если так яростно их презираешь?
Теперь, на старости лет, я все чаще вспоминаю ее слова. Как увядающий цветок до последнего сохраняет сок в сердцевине, так и я обращаюсь к годам юности за живительным образом Каримы. И образ этот не тускнеет с годами, когда все вокруг истлело и обратилось прахом надежды. Когда глаза узрели безнадежность мира, а разум предрек губительный его конец.
Я должен был возненавидеть людей, что гнали и терзали подобных нам, но Карима заключила мое черное от гнева лицо в хрупкие ладони и обратила взор в глубины, прятавшие истину. Только через двадцать лет после ее смерти я понял, что этот мир достоин любви.
(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)
* * *
Акулий остров, каменные соты
10-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Важный человек жуткий. Он порезал страшилу, как рыбу или зверя. Сейчас у него были такие страшные глаза, что Цуна боялась подходить близко. Едва они добрались до укрытия, Ри пропал, и девочка перестала понимать чужака. Она повиновалась призраку – отдала сокровище, но Нико не обрадовался.
Черный день подошел к концу, а Ри до сих пор не появился. Цуна сердилась. Ей не терпелось узнать причину злости важного человека. Он же так хотел эту штуковину. Чего ему неймется теперь?
Нико сидел на камне у края плато и невидящим взглядом смотрел в сторону Акульего резца. Он молчал с тех пор, как получил в подарок стопку сшитых листов, которые ма называла книгой. Теперь они лежали у ног мужчины, одинокие и ненужные. Девочка недоумевала. Почему важный человек выбросил сокровище? Она незаметно подползла и кончиками пальцев дотянулась до книги.
Раньше на каждой странице была куча странных закорючек, и Цуна удивилась, обнаружив только коричневые разводы. Слой за слоем девочка листала сокровище, надеясь, что хотя бы часть каракулей сохранилась. Но нет. Все промокло насквозь, только в некоторых местах темнели разрозненные полоски знаков. Клад не раз попадал под дождь, да и в воду нырял, а вчера ему досталось особенно сильно. Глупая. Нужно было прижать к груди, а не укрывать голову. Цуна стукнула себя по лбу и надулась.
Важный человек прожег ее взглядом. Глаза Нико показались девочке холодными, как воды подземного озера в мерзлой расщелине. Это единственное на всем острове место, где выпотрошенная рыба долго-долго оставалась свежей. Цуне захотелось ящеркой юркнуть обратно в пещеру.
Хорошо, что их с ма убежище не так-то просто отыскать. Здешние скалы состояли из множества полостей. Впадины, разломы и целая сеть пещер делали их похожими на каменные соты. В срединной части хребта На-Ла-Ха горы были низкими, в сравнении со шпилем-гарпуном, но вид открывался хороший. У края утеса плескалось бескрайнее море. Сидеть бы тут и сидеть, пока злые люди не уйдут с острова.
Не успела черная рыба выплюнуть солнце, как целый косяк лодок заплыл прямиком в Акулью пасть. Ей только и осталось челюстями клацнуть. Сразу бы всех проглотила. Люди не возвращались долго. Цуна решила, что Большая Акула вправду съела их. Важный человек не следил за чужаками, он сам походил на рыбу – только молчал и глаза пучил.
Теперь он обернулся и, увидев книгу в руках девочки, вырвал с ненавистью, замахнулся и метнул далеко-далеко.
– Глупый! – вскрикнула Цуна, топнув и сжав кулаки.
Нико не обратил на нее внимания. Мрачный, с мутными глазами, он встал и пошел прочь от пещеры, лавируя между крупными валунами и спускаясь все ниже – к месту, где скалы поросли деревьями. Лучше бы остался. Пусть себе зыркает и смеется жутко, хуже совы-крикухи, как в тот раз, когда впервые увидел размытые каракули. Зачем ему вниз? Чудище ведь не уплыло.
Важный человек продолжал идти, и Цуна догадалась – на берегу остался здоровенный мешок, с которым он приплыл на Большую Акулу. В нем точно клад. Нико ведь с Большой земли, а там всяких сокровищ целая уйма! Наверное, он испугался, что их найдут, вот и решил вернуться на берег. Цуна кивнула сама себе – она бы тоже не оставила, – подхватила узелок и потрусила вслед за Нико по гладким, обжигающим камням.
Начинало припекать. Воздух прогревался, наливался ароматами моря. Бриз пах илом и рыбой. Он был влажным и густым – хоть открывай рот и пей вместо супа из водорослей. Ласковый ветер обволакивал девочку, терялся в побрякушках набедренной повязки. Она радовалась новому дню. Радовалась вопреки тревоге и страху. В Цуне плескалась жизнь, и вся она дышала островом. Приливами и отливами, жужжанием комаров и мошек, влагой сочных стеблей, мшистыми кочками и раскаленным песком.
Важный человек вел себя странно. Иногда он останавливался и начинал хохотать. Садился на корточки, обхватив голову, раскачивался взад-вперед. Потом поднимался и снова шел, будто сам не зная куда. Цуна следовала за ним по пятам. Ей было неспокойно. С каменных сот не просматривалась та часть моря, где пряталось страшилище, и девочка не знала, вернулись ли лодки к нему или пристали у берега.
Столько всего творилось кругом, что Большая Акула стала чужой и страшной. Она не говорила, в каком уголке прячет врагов, и Цуна не чувствовала себя хозяйкой рыбины.
Важный человек сошел с тропы и углубился в чащу. Кругом расстилался бурый мох. Облепленные им стволы напоминали лапы громадного тарантула. Цуна подобрала с земли палку на случай, если попадется змея. Пестрые птицы оглушительно щебетали. Нахохленные самцы дрались и пели, самочки скромно отсиживались в стороне. Между корнями сновали зверьки, перламутровые стрекозы дразнили девочку. Подначивали отправиться в погоню за ними.
