Нужно вернуться, иначе все тщетно.
Астре попытался втиснуться внутрь, но тело не принимало его.
Оно забыло прежнего хозяина, а новым избрало покой.
Как темно. Почему так быстро стемнело?
Мальвии цвета пепла. Весь мир облекся в дымную черноту.
Затмение.
Астре бился о неподвижный сосуд, как мотылек о каменную стену.
Бесполезно.
Дрожала вода в глиняном колодце. Влажный ветер лез в ноздри.
«Дыши!»
Росинки оседали на белом лице и грязных руках.
«Давай же!»
Астре пытался растормошить себя.
«Двигайся!»
Тело не отвечало. Пустое и бесполезное, как сброшенная цикадой кожица.
«Прошу тебя!»
Поры узкие. Как трудно просочиться.
«Пожалуйста, пей!»
Астре окружил тело плотным туманом, выдворяя на поверхность всю влагу в округе. Цветы съежились и поникли, дно колодца иссохло, пустыня пошла трещинами.
Тысячи капелек одна за другой втискивались в кожу. Нужно совсем немного. Соединить воду, которой стал Астре, с кровью замершего тела.
«Прими меня!»
Он просочился в крохотную артерию и с удивлением понял, что ее нутро не безжизненно, но заметить движение почти нельзя. Астре медленно плыл в темном потоке, сталкиваясь с частицами себя самого, а потом начал разгоняться.
«Бейся!»
Слабое сердце отозвалось. Дернулась жилка на шее. Проступил пульс.
Астре задышал, но отдельно от легких. Он все еще не на своем месте.
Пора возвращаться. Вода больше не нужна. Не потоки, а сознание. Не капли, а мысли.
«Я человек!»
Тело принимало хозяина с неохотой.
Теснота. Озноб и сильная дрожь. Во рту горечь.
Темно. Глаза не открыть. Не пошевелиться.
Полная неподвижность.
Мысль о затмении пульсировала в висках. Астре готов был вопить.
«Дай мне время! Подожди!»
На груди лепестки мальвий. Хрупкие и ломкие.
«Пожалуйста, не сжигай меня!»
Ветер в сухих стеблях.
«Я велел тебе двигаться! Открой глаза! Пошевели пальцами! Сейчас же!»
Цель всколыхнула пространство. Астре наконец поднял веки, захрипел и закашлял от забившегося в горло песка.
Темнота была почти кромешной. Калека пополз к убежищу, судорожно цепляясь за сухую траву. Сердце колотилось бешено, словно пыталось отработать пропущенные удары.
Почти не чувствуя конечностей, он забрался в шалаш, рухнул на колкую подстилку и зарыдал. Впервые в жизни по щекам текли настоящие слезы. Вода тела слушалась Астре.
Глава 16
Капли в море
Догадка пятая: каждый порченый – сосуд с забытыми качествами. Самое явное обозначает Цель и определяет дар. Остальные не так заметны, но они есть. Я убеждался не раз: в мгновениях переломных люди с Целью обращаются к правде, совести, боязни причинить боль. Даже если выбор этот сулит им большую беду. Мы живем себе в убыток, и в этом наша главная убогость. Но почему я не стыжусь? Отчего нет во мне раздражения? По какой причине думаю, что так и должно быть?
(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)
* * *
Акулий остров, южное побережье
10-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Песок был теплым даже в тени. Несколько дней назад Нико спрятал провизию в гуще папоротников, хорошенько засыпав и положив сверху пару камней. С тех пор запасы остались нетронутыми, и это радовало. Юноша торопливо откопал мешок, взвалил на плечи и понес обратно в лес, из которого недавно вышел. Маленькая дикарка бежала впереди. Она останавливалась на каждом шагу и прислушивалась. Потом звала Нико.
Путь к убежищу оказался тем еще испытанием. Влажный воздух прогрелся, а ветра в чаще почти не было. Снова стало душно, грудь и голову сдавливало от жары. Мошки, учуявшие запах пота, липли со всех сторон, некоторые кусали так больно, что слезились глаза. Кожа Нико покрылась красными пятнами и чесалась невыносимо. Пару раз дикарка отбрасывала палкой змей. Без капли страха, будто нашла на дороге обычную корягу.
Нико устал. Потерянный и несчастный, он плелся за девочкой, выбиваясь из сил. Не раз хотелось бросить треклятый мешок, да еще всюду мерещились люди Кирино. От всплывавших в памяти картин недавней резни тошнило, и желудок готов был вывернуться наизнанку, но Нико терпел.
Девочка вывела его из леса и направилась к скалам. Подниматься по крутому склону с грузом в полуденное пекло – хуже не придумаешь. Нико намотал на голову рубашку и почти плавился от жары.
– А-а-а, проклятье! Когда мы дойдем? Это же не то место, откуда мы пришли!
Голос охрип. Выпить бы бочку воды.
– Кари! – призывно махнула дикарка, обернувшись.
– А я что делаю?
Нико с раздражением выбросил пустую бутыль. Дикарка подскочила, подняла ее и стукнула юношу по лбу.
– Бакта!
– Ах ты мелкая!
Цуна отпрыгнула и состроила страшную рожу.
– Сама дура!
Нико смахнул мокрые волосы, удобней перехватил мешок и продолжил подъем. Он представил, что это соревнование на выносливость и где-то с другой стороны горы пыхтит с точно таким же кулем Чинуш. Бурное воображение прибавило сил. Нико упорно следовал за Цуной и оглядывал открывавшиеся внизу просторы. Корабля нигде не было видно. Только сочная зелень, раскаленные солнцем грифельные скалы и песчаная дуга южного побережья. Ветер ничуть не умалял духоту, но хотя бы отгонял назойливых москитов.
Цуна торопилась, и Нико порой терял ее из виду.
– Эй, мелкая! Хочешь, чтобы я помер? Дай передохнуть хоть минутку!
– Тат! – помотала головой дикарка. – Кари!
– Кари… Посмотрел бы я, как ты «кари» с таким мешком, – процедил юноша сквозь зубы.
За чередой каменных арок ждала расщелина. Нико едва сумел протиснуться в нее. Тесный ход зажимал юношу с обеих сторон, словно клешня. Местами приходилось двигаться боком, втягивая живот и держа мешок на голове.
– Чтоб тебя, безмозглая девка! Я же застряну! Куда ты меня тащишь, а?
– На-а-а! – рассердилась Цуна, топнув. – Кари, бакта!
– Оторву я твой язык, когда доберусь, – пообещал Нико, продолжая шаг за шагом продвигаться вперед.
