– Как ты думаешь, почему мы только прошлое видим? – спросил Элиас, выдирая из почвы желтый травяной гребешок.
– Потому что мы сосуды памяти, – пожал плечами Астре.
– А будущее как же?
– Я слышал, его знают провидцы. Они вроде прималей, только наоборот. Видят то, что случится. Правда, не всегда точно и на малое время вперед. Встречаются очень редко.
Слушай, – неожиданно загорелся Элиас. – Вот ты порченый и прималь в одном теле. А представляешь, если где-то родится сразу прималь и провидец? Он же все будет знать! Ну и скучная у него будет жизнь! Я бы удавился. А если сразу порченый, прималь и провидец? Это же вообще сумасшествие! Он даже будет знать, где и когда его поймают и убьют! Или его тогда не убьют?
– Вставай уже, – нахмурился Астре. – Болтаешь ерунду.
– Я еще не отдохнул!
– Я пока сам пойду, поднимайся.
И они отправились дальше. К череде низких вулканов. Туда, где начиналась долина гейзеров, объятых на рассвете пеленой пара. К невидимым дорогам, проложенным людьми, спешившими избавиться от порченых.
Чем ближе они подходили к жертвенному ущелью, тем сильнее на Астре накатывали страх и тошнота. Он не был в этом месте, только слышал о нем со слов Иремила. Но картины в воображении рисовались яркие и ужасающие. Открытая всем ветрам гробница добродетелей. Расщелина, полная пепла. Его несостоявшаяся могила, куда одного за другим подобно мусору сбрасывали рожденных в чернодни. Они ломались о камни и неподвижно лежали на дне, ожидая затмения. Через день или два глаз темного светила распахивался, обращая их в шелковистую золу.
– Что-то ты совсем смурной, – заметил Элиас в очередные темные сутки.
Они прятались в выемке у подножия скал, со всех сторон заросшей колючим кустарником и кактусами.
– Предчувствие плохое, – сказал Астре, жуя зеленую мякоть.
– Не верь ему, – отмахнулся Элиас. – Ты же не провидец.
– Ты прав, – согласился калека, укладываясь спать.
В ту ночь мысли о Сиине впервые потускнели. Астре снилось, что он падает в расщелину, а Элиас стоит на краю пропасти и смеется ему вслед.
«Ты же порченый! – вопит он. – Тебе там самое место!»
Проем между скалами сужается, становится толщиной с волосок, а потом и вовсе исчезает. Калеку накрывает тьма. В ее глубине вспыхивает черное солнце. Лучи-щупальца опутывают Астре. От прикосновения к ним руки рассыпаются. Плоское светило поет прощальную песнь хриплым голосом Элиаса.
Глава 23
Водный бог
Суевериями полнится и живет Сетерра. Я бывал во многих местах, изучал, наблюдал и сравнивал. Разнится многое: в одних местах люди почитают за божество только черное солнце, в иных придумывают идолов помимо него, а кто-то до сих пор молится дозатменным и носит их знаки.
У всех свои традиции рождения и смерти, и смерти особенно. В Соаху и большинстве западных стран мертвых принято укладывать на белый шелк, а после чернодня завязывать прах в узел и где-нибудь закапывать. На Валааре их тоже отдают затмению, но после развеивают в пустыне. В Намуле кто-то отдает тела торфяным топям, другие погружают в пучину пепел, закупоренный в бутылки. В некоторых местах встречаются даже воздушные гробы на подпорках – для прималей, которые, согласно поверьям, не принадлежат ни почве, ни небу и должны оставаться где-то между ними. В северной части Руссивы, по слухам, есть ледяные кладбища, расположенные в больших снеговых пещерах, а в Эммедике почивших и вовсе закапывают в землю.
Что до традиций малых народностей, среди которых огромное число язычников – то мне не хватит и двух книг, чтобы описать их все. Обычно мертвых делят между богами, одних топя, других сжигая, третьих отдавая черному солнцу или ветру. Но что самое страшное – в самобытных культурах некоторых племен не делают различий между погибшими и порчеными, принося в жертву тех и других.
(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)
* * *
О-в Таос, Южная роща
10-й трид 1019 г. от р. ч. с.
– Я же сказал вам не лезть в воду! – первое, что смог выпалить Хинду, забирая из рук мальчишки ревущую, наглотавшуюся воды Лиссу.
Дети тут же обступили ее и теперь горланили всем скопом, а Хинду пялился на незнакомца. У мальчика были глаза испуганной газели – большие, карие и беспокойные. Казалось, он хочет сорваться с места и убежать, но почему-то стоит. Одет он был странно – в одну коричневую повязку с побрякушками, и волосы носил короткие, как у изгоев. Это настораживало.
– Ты кто? – спросил Хинду, не сообразив для начала поблагодарить спасителя.
– Цуна, – звонко ответил паренек.
Хинду понял, что перед ним девочка, и смутился.
– Ты чего голая-то ходишь?! – воскликнул он, отворачиваясь и неизбежно краснея.
– Где это я голая? – удивилась Цуна, оглядывая себя. – Я одетая! Так же, как ты!
Она указала на плавательные шорты Хинду. Тот накинул на собеседницу пестрое покрывало, нагретое галькой.
– Ты откуда такая? – спросил он сурово. – Чего по нашим местам шастаешь?
– С острова, – подумав, ответила Цуна и сунула покрывало обратно Хинду. – Сам его носи. Мне жарко.
– Да ты же девочка! Прикрылась бы! – возмутился паренек.
– И что с того? – Цуна ткнула Хинду в загорелую грудь. – Чего тут у тебя от моего отличается?
– Ты откуда?
– С острова! Я тут таоску вылавливала, теперь дальше пойду.
Она быстро зашагала вдоль берега, норовя вот-вот сорваться на бег. Хинду перекрыл ей дорогу.
– А ну постой! – выдохнул он. – Ты из какого племени?
– Я с острова!
– Да мы все тут с острова! Тебя что, в детстве в воде вместо краски купали? Совсем не от мира сего?
– Мне идти надо, – буркнула Цуна. – А тебе вон туда, а то эти таосцы опять уплывут по смерть-реке. Куда ты ходишь, пока они тонут? Еще и водишь сюда. Если бестолковые, нечего им воду показывать. А тебя я не боюсь, не пучь свои глазищи!
– Не боишься? – не понял Хинду.
– Нет. Ты меня всего на чуть-чуть выше.
Она подошла к пареньку вплотную и прижала свой лоб к его лбу. У Хинду перехватило дыхание.
– Т-ты чего делаешь?! – спросил он, отпихнув девочку.
Она показала четыре пальца.
– Всего вот на столько. И мускулов у тебя мало. У тебя даже вот тут нет кубиков, а у меня есть, потому что я на ветке каждый день висела вниз головой и много раз поднималась колени обнять. А ма была выше меня на голову, а важный человек еще выше ма. Он как страшные люди высокий, а ты маленький, как Ри.
