Наемник крутился как бешеный волчок. Один выпад за другим. Кард сцепился с кинжалом. Свободной рукой Нико попытался ударить Чинуша в грудь. Наемник перехватил запястье и сломал его. Нож выпал. Рука взорвалась болью. Нико пнул Чинуша коленом. Наемник отпрянул и напал снова, не давая опомниться.
Удар по дуге. Наклон и ответный удар – наискосок. Молнии лезвий. Свист рассекаемого воздуха. Капли пота.
Нико поплатился за неуверенность. Чинуш серьезен. Азарт, страх и ненависть смешались в глазах наемника. Он скалился. Миг! И плечо Нико вспорото. Еще миг! И задет бок. Кровь. Боль. Отчаяние. Злость. Жарко. Как жарко.
Нико отступал, тяжело дыша. Он ослаб. Он так ослаб за время путешествия. Морская болезнь и дни мучительного забвения на Акульем острове. Холод и жара. Голод и жажда. Утопление. Чинуш будто стал в два раза быстрее и сильнее.
Он схватил здоровую руку Нико и полоснул по ней ножом. Юноша скривился, выронил оружие. Брызнула кровь.
Все было кончено. Нико завладел жуткий предсмертный страх. Чинуш повалил его пинком в живот, ударил в голову и уселся сверху.
Сейчас перережет горло.
Юноша зажмурился, слыша над собой частое хриплое дыхание.
Прошла секунда… две… три…
Почему он медлит? Хочет увидеть отчаянный взгляд Нико перед смертью?
Принц открыл глаза. Чинуш занес кард, но не двигался. Его лицо было почти неразличимо в темноте. Что оно выражало? Триумф, ненависть или жалость?
– Вы отвратительны, – прошипел наемник, опуская дрожащую руку. – Как вы могли стать настолько слабым?
Он ударил Нико кулаком. Ударил еще и еще, разбивая лицо в кровь.
– Вы слабак! Вы жалкий слабак!
Чинуш орал во всю глотку, не сдерживая ярости и продолжая бить Нико.
Наемник злился на самого себя. На то, что не смог прикончить проигравшего.
– Никогда! Слышите? Никогда не возвращайтесь в Соаху! Сегодня вы умерли! Нет! Вы утонули в том озере! Или даже подохли в тот день, когда встретили проклятого Такалама! Соаху никогда не будет править слабак!
Он слез с Нико, подхватил плащ и вскоре пропал, проглоченный темнотой наступивших сумерек.
Глава 26
Шепот пепла
После бесед с ним я смог избавиться от ложных догадок и собрать полученные знания в единый трактат.
Есть три условия, определяющие силу прималя. Они разные по значимости, и я запишу их в порядке убывания.
Первое – степень таланта.
Второе – сила мысли и воображения.
Третье – состояние тела и духа.
Я сумел развить в себе второе и третье. Это позволило добиться видений, но влиять на физическую материю я так и не смог.
Истинные примали способны создавать многое из ничего, но они не стремятся узнать, откуда это взялось. Колдовство, магия – вот и весь их ответ. Память прималей хранит знания о составе любой частицы, и это огромная ноша, способная свести с ума. Человеческий мозг слишком хрупок и ограничен. Ему проще принять, что появление воды из водорода и кислорода – волшебство. А усиление ветра контрастом атмосферных давлений – не иначе как призыв силы мертвых.
Волшба прималей интуитивна и действует на основании закона о силе мысли. Ибо мысль есть направляющая энергия. Прималь формирует убедительное желание, подкрепляя его воображением. Это служит силовым толчком для того, чтобы найти заложенные в него знания и нужные схемы, открыть резервы для создания вещества или явления и воплотить задуманное. Подобные механизмы срабатывают независимо от прималя. Сам он ничего о них не знает, лишь догадывается, видя изменения пространства вокруг.
Не будь у этой способности ограничений, примали могли бы стать божествами. Но редко у кого дар проявляется сильно. К тому же умение влиять на мир требует большую оплату, ибо вредит владельцу. Меняя пространство и сливаясь с ним, мы открываем ему доступ в собственное тело и позволяем инородным частицам проникать в жизненно важные системы и органы. Это нас и губит.
(Из книги «Летопись прималя» отшельника Такалама)
* * *
Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, пустыня Хассишан
13-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Гейзерное поле, объятое на закате дымкой пара, то и дело взметалось к небу и словно бы оседало на нем чешуйками облаков. Белые столбы вырастали на высоту многолетних деревьев, раскидывая во все стороны брызги кипятка. Кругом текли грязевые ручьи, темно-красные из-за примеси глины.
– На подземную деревушку похоже, – присвистнул Элиас. – Как будто дымок из труб идет. По-моему, здорово!
Астре не разделял его уютных чувств. Не радовало даже тепло, от которого по телу хлынули мурашки. Где-то там, за пеленой вечернего тумана скрывалось жертвенное ущелье. Иремил считал его каньоном, вымытым давно иссохшей рекой. Он говорил, что стены разлома похожи на стопки цветных тканей. Они состояли из множества слоев: красных, желтых, коричневых и оранжевых во всем многообразии оттенков. К краю пропасти примыкала каменная гряда, где примали прятались в чернодни. Астре ожидал и боялся увидеть ее.
– Теплынь! Благодать! А точно ее пить нельзя? Эту воду? Кипяченая же.
– Можешь выпить. Один раз и на всю жизнь, – мрачно процедил Астре.
– Это почему на всю жизнь? – не понял Элиас, шмыгнув красным носом.
– Потому что мертвые пить не хотят.
– Знаешь, парень, у меня от твоего кислого нытья уже оскомина на зубах. Может, мне тебя посадить вон в ту бурлящую лунку для бодрости? Проваришься, порозовеешь, на человека станешь похож.
Астре вздохнул. Он и сам не понимал, что с ним творится.
– Прости, Элиас, мне совсем не радостно.
– Я заметил.
Парень высморкался, удобней перехватил культи Астре и, пыхтя, продолжил путь. Вскоре темное пятно впереди приобрело очертания невысоких скал. Астре прокусил губу до крови. Почему ему так плохо от этого места? Почему так страшно?
– Почти привал! – воскликнул Элиас. – Наконец-то! Я дожил!
И он ускорился, насколько мог, а калека с ужасом наблюдал, как позади валунов лопнула и начала расти трещина пропасти.
– Парень, ты мне руку проткнешь своими пальцами. Чего так вцепился? – скорчился Элиас.
– Прости. – Астре опомнился и ослабил хватку.
– Держи ты меня за шею, уже придушил бы. Это неприятно, знаешь ли.
– Прости, – бездумно повторил калека и закрыл глаза.
Он понял, что вот-вот сойдет с ума от нахлынувшего ужаса, и проник сознанием в чувства спутника. Там было спокойно и радостно, хотя очень устало. Калека немного успокоился, но не решался посмотреть на ущелье. Каждый шаг приближал его. Скоро раззявленная пасть будет у самых ног Элиаса.
