– Господин Кничер, вы обещали!
Докторша терпеливо дожидалась окончания нашего разговора. Дождалась. Судя по ее виду, Кныжковому Хробаку[Кныжковый Хробак – Книжный Червяк (укр.). ] сейчас придется туго. Малярия Катаровна Фурункель пошла в атаку.
– Я все сделала! Этот человек здесь, вы встретились и поговорили! – Наседка, защищающая цыпленка, она едва сдерживается, чтоб не сорваться на крик. – Извольте выполнить свое обязательство: верните Антона в сознание!
– Прекратите истерику, госпожа профессор. Я же сказал, что должен уладить одно дело с господином Снегирем. А мы с ним дела еще не уладили. Подождите.
– Сколько?! Сколько я должна ждать?! У меня нет времени! У меня внук при смерти!
Точно, истерика. Иначе врачиха никогда б не брякнула такое в присутствии Антона. А парень молодцом: стоит, молчит. Другой бы вдвое громче орать взялся.
– У меня тоже мало времени. – Червь, в свою очередь, повышает голос. Лучники, дремлющие в холодке, заинтересованно поднимают головы: не пора ли приструнить дерзких? Но, не дождавшись приказа, теряют к нам интерес. – Выскажите ваши претензии Владимиру Сергеевичу. Я готов оказать соответствующую помощь, но он желает подумать.
– Не увиливайте, господин Кничер! Я договаривалась с вами, а не с ним! Пошла на преступление, похитила человека, а вы, вы…
– Бабушка, не надо. Успокойся. – Антон одним движением оказывается рядом, кладет руку на плечо старухи. Сейчас он выглядит старше, чем в тот момент, когда я впервые его увидел. Взрослый, спокойный, уверенный. – Ты же видишь, им нужно время. Ничего страшного, бабушка, ты не волнуйся, я дома еще полежу, а они договорятся, и все будет хорошо. Меня тут балуют, не переживай…
– Антошенька! Ты не понимаешь! Еще день-два…
Врачиха все-таки сообразила, что стоит говорить вслух, а о чем следует умолчать. Перевела дух, собралась:
– Решайте, господин Кничер! Я не намерена держать Владимира Сергеевича под наркозом сколько вам заблагорассудится. Он сказал, что готов помочь. Добровольно! Без всякого наркоза. А вы, вы… Неужто у вас нет сердца?! Человек вы или кто?!
А правда – человек он или кто? Или все-таки червь?
– Я верю, госпожа профессор, что вы с Владимиром Сергеевичем – самые честные люди на свете. С сердцем и душой. А еще я верю, что помоги я вашему внуку незамедлительно – в вас через минуту проснется совесть, а Влада Снегиря одолеют сомнения. И вы отпустите рыцаря домой, извинившись за насилие, рыцарь простит вас, подарив Антону свое собрание сочинений, а я, наивный, смешной, Книжный…
– Прекратите паясничать! Я еще раз…
Запнувшись на полуслове, Малярия Катаровна вспыхивает праздничным фейерверком; из почтенной дамы, шипя и захлебываясь, начинают бить разноцветные фонтаны бенгальских огней. Лучники хихикают – видать, насмотрелись на «пшики» Отщепенцев. Антон шарахается прочь. Из кустов, спугнув выводок ушастых канделябриков, доносится благоговейный вой всеми позабытых волхвов. Ушлые дедуганы, оказывается, никуда не делись: подглядывали, подслушивали в надежде, что рано или поздно кто-нибудь как-нибудь да совокупится.
Ах, Фурункель, красиво лопнула! По-английски, не прощаясь. Интересно, у меня это лучше происходит? – однако автор, рыцарь… Еще с полминуты после исчезновения докторши перед глазами мельтешат пятна немой светомузыки. Впрочем, немота пропала, огласив поля и долы: что рокочет там за лесом? Барабаны? Гром далекий? Иль накатывает лавой грохот тысячи копыт?
– Господин! Они идут! Тугрики!
На опушку, откуда видна дорога дальняя, высыпают все. Карабкаясь из-под туши небокрая, к нам движется черная муравьиная река. Взблескивает на солнце металлом. Большой Имперский Поход сынов Тугрии докатился наконец до Ла-Ланга. Тугрики спешат, торопятся. Срок удара Лунного Гонга остается загадкой для самых мудрых провидцев. День? Два? Три? Десять часов?
Этого не знает никто. Даже я.
Еще не придумал.
XIV. Диван Судьбецов говорит: бип!
(запись в архиве В. Снегиря)
Слова и пpедложения, вместо того чтобы спокойно вползать в мозги и укладываться стpойными pядами, дpались между собой и не желали пониматься. Почему не писать пpосто «солнце зашло», вместо того чтобы гpомоздить полтоpа абзаца вычуpной нелепости?
Из писем читателей
Так повелось от века под Семицветным Небом – и с незапамятных, поседевших от ужаса времен, когда сгинули в безвестье древние безумцы-Маргиналы, никто не осмеливался нарушить Уложенье Дивана Судьбецов, собрания, где мудрые принимают решения, обязательные для дураков.
О да, так повелось.
Раз в тридцать лет монархи, самодержцы, тираны, падишахи, султаны, цари, негусы и касики (нужное подчеркнуть) всех царств и государств, султанатов и халифатов, каганатов и раввиннатов собираются пред очи Великого Дивана Судьбецов, где тянут жребий: кому через два года на третий идти в Малый Имперский Поход (МИП): искать себе чести, а Судьбецам – кайфа. Покорять соседей, подобно склочной вредине-жалобщице, раздвигать рубежи, как раздвигает ноги умелая блудница, стяжать славу и богатство, беря пример с витязей прошлого и ростовщиков настоящего. Тем же жребием определяется и направление МИПа (куда ветер дует, куда ноги несут, куда глаза глядят, куда Диван послал; нужное подчеркнуть), и его конечный предел. А срок походу кладется под сукно в Храме Куцей Вечности – один год.
О да, один, и не больше.
Раз же в девяностодевятилетие разыгрывается жребий меж величайших властителей (а всякой мелкой шушере – зась!) на Большой Имперский Поход (БИП), где посылают дальше, раздвигают шире, стяжают немерено, а покоряют от души, только срок ему – два года простых и один високосный. Лунный Гонг возвещает начало БИПа, и конец его возвещает Лунный Гонг, куда бьют демоны-Палиндромы восьмиручным тумаком-колотушкой. После чего прекращается война, мать родна, добрая ссора сменяется худым миром, открывая сезон пиров, дележа добычи, насаждения лесов и новых порядков, а также мелких пограничных конфликтов, ибо границы иные, рубежи новые, а кто не спрятался – БИП не виноват.
О да, не виноват, и не собирается.
Препятствовать подготовке МИПа или БИПа воспрещается строжайше. Все царственные помазанники торжественно обязуются делать вид, будто знать не знают, слышать не слышат, и дворец их с краю. Едва же поход начнется, дозволяется дерзким оказывать военное сопротивление, рассудительным – присоединяться к завоевателю в качестве вассалов, а боязливым – прятаться в тайных, заранее оговоренных публично местах. Запрещено лишь заключать союзы военно-политические тремя и более государствами супротив зачинщика, ибо сие есть политика сложная, Судьбецам неинтересная.
О да, ничуточки.
Государство же, до территории коего докатился БИП в миг удара Лунного Гонга (велика мощь Палиндромов, о чем каждому слышно!), сохраняет независимость в случае, если столица оной державы сумела не пасть пред коварным, вероломным, напавшим внезапно врагом.
