Но я обнял его.
– Прости, – сказал я.
Эхр горестно улыбнулся:
– За что ты-то прощения просишь? – скривился он. – Это я не смог её спасти. Сам вот, видишь, я наполовину уже не я. Киберглаз, металлокерамические полчерепа, колени, правая ступня, три ребра. Говорят – биоматериал для имплантации кончился. Так что можешь теперь брать меня под контроль своим «Кабши».
Эхр пытается шутить. Имеет в виду, что он – полудрон. Это хорошо. Что шутит, а не то, что киборг. Шутит – значит, жив. Хоть и не смешно шутит.
– Верно, – опять обнимаю похудевшего соратника, – ты мне нужен. Присоединяйся. Горевать – бессмысленно. В бою сыграем тризну! Отомстив!
Эхр – обнял меня в ответ.
Как бы я ни смеялся над инженерным уровнем Эхра, а он оказался незаменим. Ну кто подскажет мне тот контекст, который в базах – опущен, потому как всем известен. Всем, кроме бедного, усталого землянина? Ну откуда мне знать, что адамант не выдумка, а реальность?! Да-да, именно – адамант. Уж не знаю, тот ли это самый адамант или это чистое созвучие, но и тут адамант – самый прочный материал из существующих. При этом не поддающийся вообще никакому воздействию. Никакой обработке. Именно поэтому я его ещё не встречал.
Встречал. «Кабши» покрыт адамантовым напылением. Ствол пулемёта Вани изнутри – тоже. Только вот это какой-то психологический выверт. Как в той присказке: смотрю в книгу – ничего не вижу. Ещё когда «Кабши» и мой внутриголовной искин показывали мне устройство карабина Легиона, что мешало мне увидеть, что они обработаны адамантом? Ничего, кроме подсознательного убеждения, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!
– И где брать этот адамант? – в крайней степени удивления спрашиваю я.
Удивлён и Эхр. Но это не мешает ему. Видимо, привык к моей ненормальности.
– У нас же есть синтезатор, – пожимает плечами он. – Только не думаю, что тебе позволят его синтезировать. Да и не думаю, что ты согласишься отдать «Кабши» на переработку. Вот если бы вы принесли броню или оружие Легиона!.. Лучше всего – их мечи. Ну, или другое их оружие ближнего боя. В них адаманта больше всего. Или – митрила.
Тут я совсем сел на стул. И этот тут! Хотя погоди! Кольчуга Фродо Сумкина была из мифрила. Лёгкого, как дюраль, но прочнее титана.
«Нах! Нах!» – кашляю я. Всё это интересно, конечно, но – потом!
– Та-а-ак! – встаю я. – Кто не позволит? Почему?
– Потому что он бы не был таким редким и дорогим, если бы его можно было получать так легко, согласись, – говорит Эхр, раскрывая передо мной сводки и графики. – Адамант – овеществлённая энергия. Для его синтеза нужно… вот! Для одного грамма. Нам надо… так… ствол… камера… переходник… Вот сколько! Это только для поверхностного напыления!
Смотрю на цифры и стремительно падаю духом. Как всегда – полёт мечты разбился об твёрдые и острые скалы возможностей.
– Кто позволит тебе перераспределять мощность? – продолжил Эхр. – И так жёсткие рамки потребления.
Плюнул, махнул рукой и побрёл обратно к топчану. Обиделся я на этот мир. Пойду посплю. Может, приснится способ получения нейтриниума? Или приснится тот киноперсонаж, с белой звездой во лбу, в дурацких обтягивающих трикошках, и подарит мне – свой звёздно-полосатый щит? На день рождения, как тот волшебник в голубом вертолёте? Или голоногий коротышка мне подгонит свою тельняшку?
Да и по-любому – утро вечера мудренее. А сейчас вообще ночь.
Нет, он не волшебник. И вертолёта у него не было. Даже голубого. Он – простой бессмертный демон по имени Ваня. Именно он меня разбудил. Очень бережно – столкнув с топчана.
Нет, я не ушибся. Генератор щита «Кабши» уже наполнил свои конденсаторы, опять сработал, как гравиподушка.
– Ты и одет уже, – кивнул Ваня.
И не здоровается. Хотя формально начался новый день. Смотрю на время – 1 час 32 минуты проспал.
– А как же – принять ванну, выпить чашечку кофе? – зеваю я, потягиваясь.
– Некогда, – ответил великан. – Надо до рассвета успеть.
– Что успеть? – спрашиваю я, оглядываясь.
Голограммы так и светились. Эхр спал, свернувшись калачиком, как котёнок, на соседнем топчане.
– Орудия те уничтожить, – говорит Ваня, будто продолжая какой-то незавершённый разговор. Только вот начала разговора я не помню.
– Какие орудия? – искренне удивился я, запихивая в рот предусмотрительно оставленные Ратой булочки-гамбургеры.
– Эй! Вадим! Проснись же! – стучит мне пальцем в шлем великан. – Те орудия, что я пометил, когда они обстреливали наши позиции.
– А-а! Так ты их, оказывается, метил? – смеюсь я. Формирую анимацию, где великан Ваня бегает среди маленьких паукообразных орудий и, задирая ногу, по-собачьи метит их.
Ваня даже не улыбнулся. А кивнул.
– Почти так, – сказал он, тоже закидывая в рот булочку и одним глотком выпивая пол-литровый пакет сока. – Оставил на них частичку… не знаю, как это называть… В общем – себя. Так это мною сейчас ощущается. Потому я знаю, где они.
– А-а, так бы и сказал, что надо быстро смотаться в тыл этим отморозкам и нагадить там, – обрадовался я. – Так чего мы ждём? Или кого?
И смотрю на Эхра.
– Нет, вдвоём пойдём, – мотает головой Ваня, закидывая туда ещё булку. Последнюю.
– Блин! Троглодит! Все булки сожрал! – кричу я. – А почему только вдвоём?
– А на кой нам ещё кто-то? – удивляется Ваня, бросив короткий взгляд на спящего Эхра. – У тебя и маскировка работает. Что? Готов?
– Как пионер – всегда готов! – киваю я. – А на чём поедем? На одиннадцатом автобусе?
– А нам привыкать? – усмехается Ваня.
В общем – пешком бежим. От обстрелов сместились пласты земли. Ненамного, но монорельсом уже пользоваться нельзя. А тоннелями монорельса – можно. Но – пешком. А пешком – долго и скучно. Бегом – быстрее.
– Тихо в лесу, – напеваю я, – только не спит барсук…
– Заткнись! – оглушительно шепчет херр майор.
Идём по позициям врага как по бульвару – особо и не скрываясь. А нет у мародёров даже самой простой системы опознавания «свой-чужой». Потому как – сброд. В одну кучу смешались – кони, люди. Мародёры.
Ночь на Стире не очень и тёмная. В полнеба – диск газового гиганта. Отражает призрачный свет голубой звезды.
– Голубая луна. Голубая! – снова пою я.
– Да заткнись же ты! – пихает меня Ваня.
Идём, будто так и надо. Прав был Суворов – наглость города берёт. Не крадёмся лазутчиками, а просто хреначим напрямки туда, куда нам надо. Пользуемся бардаком в рядах армии вторжения, невозможностью из кучи независимых банд сколотить единообразный строй. Может быть, в бою они и хороши, но ведь война – не только бой. Бой – лишь малая, очень малая часть войны.
