Сажусь напротив друга, разгребая ногой песок, откинув камушки. Между нами стоит каменная шахматная доска. Из двух видов камня – белого мрамора и какого-то тёмного камня. Не силён я в минералах. И белый камень может быть вовсе не мрамором.
– Сам сделал? – тихо спрашиваю я, вертя в руке тонко изготовленную фигурку коня.
Ваня не ответил. Изображает из себя статую Будды. Ну, не привыкать!
– Ходи, – говорю я.
Ваня соизволил изобразить удивление.
– Ну, ты же выбрал белые, – показываю я на его сдвоенный ряд фигур. – Тебе и ходить первому.
– Почему? – спрашивает Ваня. Но ходит. Классически – Е2-Е4.
– Правила такие, – пожимаю я плечами, переставляя пешку. – Белые ходят первыми.
– А кто первый ходит – белый? – вновь спрашивает Ваня, двигая следующую фигуру. – Кто начинает бой – всегда белый?
– Нет, не всегда, – усмехаюсь я. А вопросик – неоднозначный! Вот тебе и чурбак, деревянный по пояс. – И ты сейчас это увидишь!
Молча и быстро – ходим. Пока не упираемся в пат. В позиционный тупик. Любой следующий ход – вынужденная ошибка и очень вероятный проигрыш. Сижу, перебираю варианты. В азарте партии. Мой же ход.
И бросаю мимолётный взгляд на Ваню. А великан не смотрит на доску. Любуется газовым гигантом в небе. И только тут до меня дошло, что Ваня совсем не ради шахмат пришёл ко мне. Ночью. Когда я почти голый и никого рядом нет. Вот я тупой! Задрал тут нос, восточным мудрецом себя почувствовал! Ха-ха! Ловко, Ваня! Ловко! Щёлкнул меня по носу! Молодец! Уважаю!
Хожу. Делаю ту самую вынужденную ошибку. Теряю фигуру. И тут же отдаю ещё одну пешку. Совершив не вынужденную ошибку. Игра вновь стала динамичной. Ваня играет мастерски. Когда успел настолько освоить шахматы, неизвестные в этом мире? Ваня мухой доводит свою пешку до противоположного от себя конца игрового поля. Я увожу фигуру из-под удара. Но Ваня не ходит. Задумчиво смотрит на доску. Не на преображённую пешку в моём тылу. Говорю ему, что по правилам это уже не пешка.
– Пешка! – отвечает он, хватает её, протягивает мне прямо под нос на своей ладони. – Смотри! Пешка!
– По правилам… – начал я.
Ваня поморщился, и я заткнулся. Великан ткнул доску, фигуры посыпались в песок, и говорит:
– Вижу тут три уровня игры. Игра фигур. Они ходят, сражаются друг с другом. Уровень игроков. Нас с тобой. Что двигают фигурами. Всеми, что есть на доске. И – уровень тех, кто устанавливает правила. По которым играют всеми фигурами игроки на всех досках. Правила, по которым первыми ходят белые, фигуры ходят только опредёлённым образом. Даже ферзь не ходит конём. Уровень хозяев игры. Но это – игра. А лучший способ поднять мотивацию фигур – обмануть их. Убедить фигуру, что она – игрок. А игрока – что он сам устанавливает правила. А пешка – это… пешка.
Ваня встаёт и уходит, оставляя рассыпанные фигуры. Не смотрю ему вслед. Смотрю на фигуры. Да, Ваня! Жизнь полна условностей и правил. Явных и неявных законов. Такова жизнь.
А пешка – это пешка.
Сзади подходит Рата. Чувствую её запах. Обнимает меня, целует. Обходит меня, садится на место Вани, подкладывая под себя одеяло, завернувшись в него же – посвежело к утру. Быстро собирает партию. Автоматически подметил, что белые в этот раз – у меня. Рата даже тут уступает ведущую роль мне. Она не ведёт. Она – подыгрывает.
– Кто ты на этой доске? – спрашиваю я её.
Рата не испугалась вопроса, не дёрнулась, даже бровью не повела. Внимательно смотрит на доску поверх среза одеяла, завернувшись в него до глаз. Она молчала несколько минут, переводя взгляд с фигуры на фигуру. И совсем спрятала лицо в одеяло.
– А я есть на этой доске? – слышу я через материал одеяла.
Встаю, беру её точёное тело на руки, уношу в помещение. У нас есть игры поинтереснее шахмат. Может, всё это поведение Раты, её женственность, податливость, покорность – тоже игра. Рассчитанная на одного зрителя – меня. Может быть. Но мне – плевать! И плевать на все эти роли, правила, позиционные расклады и все условности! Плевать! На все условности!
Спасибо, Ваня! Я помню свою роль. Я всего лишь грустный Арлекин в кукольном театре. Который даже не мечтает отрезать нитки, что ведут его по сценарию чужого спектакля. Сломанный Арлекин, не реагирующий на управляющую цепь, неподвластный, неуправляемый – не нужен. Подлежит стиранию в небытие.
Вся наша жизнь – игра!
И люди в ней – актёры.
Глава 5
Вадим
Производственная суета поглотила полностью и без остатка. Настолько погрузился в эту свою новую жизнь, что даже не вспоминал ни о чём ином. Где-то далеко осталась Земля, моя прошлая жизнь. Даже все эти игры неведомых игроков и устанавливающих правила остались где-то там, далеко. И это радовало. Моя новая роль была мне приятна. Я – при деле, я – нужен. Всем нужен. У меня куча друзей и соратников, любимая и любящая девушка, от моей воли и моих усилий – меняется мир вокруг меня. Разве это не мечта любого человека?
Да-да! У нас начало что-то вырисовываться. Что-то стало вытанцовываться, что-то стало проявляться. Что-то не так, как виделось, а что-то совсем не получалось, но – Стира менялась на глазах. Восставая из пепла, как Феникс. Из ничего. И это радовало. И не только меня. Хотя как раз меня на руках готовы были носить работники «Арлекина». За это время они меня прокушали. Все проявившиеся качества моего, русского характера. Не понятно? Попробую пояснить. Для «не русских».
Нам, так уж исторически сложилось, не привыкать запускать космические корабли прямо из пепла мировой войны. Нам не привыкать нарушать законы термодинамики и бытия, делая из того, чего нет, то, чего не было никогда. Нам, русским, не привыкать строить и жить – нарушая все законы бытия. Жить без транспортного сообщения, в вечной мерзлоте, иметь самую сильную экономику планеты – без дорог и вопреки общепризнанным законам этой самой экономики. Нам не привыкать сохранять единство народа и языка – без связи. Горошина Дагестана, например, говорит на тысяче языков. А одна шестая суши – на одном. Даже во времена царя Гороха вся эта же территория говорила на том же языке, что и во время полёта Гагарина. Нам не привыкать жить по-человечески, не имея никаких ресурсов для этого.
Это я про то время, когда мы, «арлекины», начали работать, не имея ничего. Совсем ничего. Понадеявшись лишь на три волшебных слова: «авось», «небось» да «как-нибудь»! Авось – вытянем, небось – не впервой, как-нибудь – выкрутимся!
Кто-то скажет, что это – русская смекалка. Кто-то – нетрадиционное мышление, кто-то – национальной вороватостью характера назовёт. Как это не из чего строить? Стира – полна песка и камня! Металл нужен? А это что валяется? Чьё? Ничьё? Значит – моё! Куча брошенных, битых кораблей! Вы чё, люди? Куча реакторов! Пусть и с опустошёнными топливными элементами, но с каждого по чуть – нам за глаза!
