От полного уничтожения этим обществом самого себя отгораживает только эфемерный и негласный кодекс. Крайне запутанный – для меня, но интуитивно понятный для всех вольных. А кодекс имеет в своей основе как раз ту самую веру, проповедник которой и сжёг моих соратников «очищающим пламенем». И это меня, атеиста православного, не может не вымораживать.
Я их искренне ненавидел. Фанатиков. Праведников, гля! Эти праведники тут – всюду! Как чёрные тараканы. Или просто мой неравнодушный взгляд цепляется к ним? Но должен признать, что именно эта их вера и удерживала вольный народ от самоаннигиляции. Более того, вынужден был констатировать, что именно вера и создала феномен вольного народа. Отличного от остальных народов огромного человечества. Внося некоторую упорядоченность в их общежитие, не только цементируя всех этих обитателей Пустоты, но и придавая им импульс саморазвития. Как личности, так и надличностных объединений, общностей. Делая их – народом.
Так что та структура общества, что принесли с собой вольные, мне разом и нравилась, и ужасала. И, если честно, хотелось бы разобраться во всём этом. И я – вникал. Параллельно работе. Вместе с работой. Потому как это было неразделимо. И поглотило меня, как пучина, без остатка. Там столько всего и сразу! Я весь погрузился в это восстановление Стиры и это самоустановление общественного устройства. Со всей силой и энергией своей «широкой русской души» стараясь повлиять на это дикое общество. Хотя бы в «Арлекине». А разве это легко? В общем, было не до далёких и отвлечённых тем. Заземлился так заземлился!
Потому вызов меня на орбиту, на станцию – был как удар кувалды в темечко. Снова проснулась паранойя. Вспомнил об их большой игре. С раздражением и злостью – вспомнил. С ненавистью!
И ещё вспомнил, с сожалением, что на станции ещё ремонт идёт в полный рост. Фактически станция – открытый космос. А я так и хожу в дырявом «Кабши», без шлема, лишь сняв скорлупу бронещитков. Глава корпорации с многомиллионным месячным оборотом – ходит оборвышем.
Но как-то было похрену. «Кабши» – удобный. В нём не жарко, не холодно, не трёт, не жмёт, не потеет, от разных случайностей строительных защищает. На что-то другое менять было как-то влом и недосуг. На другой «Кабши» бы – поменял. Но тут дело даже не в деньгах. Комплексы подобного класса просто не продаются. Ни за какие деньги. Своим мало. А я у Пса спросил какую-то хрень, до которой мог бы и сам допетрить, а не новый легендарный комплекс личной защиты производства корпорации «Затмение». Что ещё раз говорит о моей тупости. Несмотря на все три с лишним сотни очков счётчика интеллекта, разогнанного местными высокими технологиями.
Вот и кукиш мне с маслом, а не скафандр «Затмения», которое не занимается производством товаров военного и двойного назначения. Официально. А раз «Затмение» не производит «Кабши» – то и купить его невозможно.
За мной прислали орбитальный челнок и целое звено чемпионов. Наверное, чтобы не сбёг. От таких убежишь! За три метра ростом, в броне толщиной с ладонь! Вся раскрашена, как яйца товарища Фаберже. Не золотом и платиной. Резьбой, печатями, медалями, следами ремонта и адамантом. Звоню Ване, поворачиваю камеру так, чтобы были видны бойцы моего сопровождения, говорю:
– Вань, а Вань, ты бы подкачался, что ли?
Ваня посмотрел мимо меня тупым телячьим взглядом, отключился. Чтобы не слышать тот взрыв хохота, что породили мои слова. Вокруг меня всегда людно. Всем от меня что-то надо. И мне было лестно, что вся эта толпа очень напряглась при виде чемпионов. Особо грело, что они готовы были меня отбивать у великанов даже ценой своих жизней. А как умеют жертвовать собой вольные – я успел заценить. И это же – напрягало. Мне только бойни тут не хватало! А что снимает напряжение? Точно! Юмор. Шутка – самое то.
Ваня не обидится. Он только выглядит недалёким подгорным троллем. А вот кем он на самом деле является – отдельный вопрос. Как обычно и уже привычно – не имеющий ответа.
Когда взлетели – прилип к обзорным экранам. Второй раз я в космосе. Второй раз – восторгаюсь.
Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе —
видна.
Как сын грустит по матери, как сын грустит
по матери,
Грустим мы по Земле – она одна.
А звёзды тем не менее – чуть ближе,
но всё так же холодны.
…
Но снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева.
А снится нам трава, трава у дома —
Зелёная, зелёная трава!
Глава 6
Вадим
– Уважаемый Вадим, – обратился ко мне один из бронированных великанов, – позвольте нам сохранить и использовать запись.
– Да пожалуйста! – махнул я рукой, смотря на приближающуюся громадину второй Звезды Смерти. Той, которую взорвали недостроенной в том кино. Только потом я догнал: – Запись чего? Песни? Я не настолько хорошо пою.
– Это красиво, – ответил мне другой великан.
Видя моё удивление, один из великанов снял шлем. Едва удержался, чтобы не воскликнуть: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» Не лицо, а шрам на шраме. Как глаза уцелели? Старые-старые шрамы, ставшие складками кожи.
– Удивлён, что недалёкие вояки имеют представление о красоте? – спросил он.
– Немного, – не стал отрицать я. Тем более что у каждого своя красота. Какая «красота» у вас и для вас – «красота»? Один «художник» вон довольно крупный город сжег, одну из мировых столиц, посчитав, что это – красиво.
Ещё один великан снял шлем. Тоже вся морда шрамирована. И не художественно, а естественно, то есть безобразно.
– Когда количество боёв, в которых ты участвовал и умирал, становится таким, что ты перестаёшь их не только считать, но и запоминать, – сказал великан, – появляется новый смысл всего этого.
– Если доживёшь, – кивнул первый великан без шлема, – когда ты оказался в таком бою, что ради победы, а значит – выживания, тогда ты отдаёшь все силы. Даже те, о наличии которых не догадывался. При этом в твоей голове не остаётся ничего.
– Ничего лишнего, – подхватил второй «красавец», – ни в голове, ни в душе. Всё лишнее, которое было таким важным – сгорело. А когда буря боя развеяла пепел твоей прежней сущности, обнажается, как слитки адаманта, то, что действительно важно. И это – прекрасно.
– И тогда ты начинаешь понимать, что красота – это когда ничего лишнего, – перехватил слово первый великан. – И начинаешь ценить эту истинную красоту.
Я молчал. В шоке. Вы ещё Канта процитируйте! И Библию с талмудами!
– Мы видели записи с твоими боями. Ты сражался неумело, но храбро. И это – прекрасно!
И даже хорошо, что я задохнулся от возмущения, так ничего и не возразив этим великанам. В чём красота? В том тупом убожестве? Что меня, как курёнка, – убивали?
– Как ты вызвал огонь на себя, обеспечивая атаку своим соратникам. Как ты шёл в ближний бой с вольными, решившими доказать всем, что не боятся огненного демона предтеч. Ты шёл на смерть, уверенный, что не выживешь в этом бою. В этот момент мы увидели в тебе – молодых себя. Увидели тебя таким, каким нас с братом увидел Основатель.
