– Ага!
Плешью они называли одноклассника, подцепившего стригущий лишай осенью. Все это время он ходил с равными клочьями волос на голове, выкрашенными в ядреный зеленый цвет.
– Это Чурка достал, – Житко потрепал по щеке худого парня с очень злыми карими глазами. Чуркой они его звали не из-за каких-то националистических взглядов, а по фамилии – Чур. Тот не обижался, привык.
Они стояли впятером. Разумеется, одолеть их вдвоем вряд ли получилось, но кому охота сразу с утра попасть к директрисе на прием?
– Помните, что с прошлой недели торчите нам косарь? – Житко бросил недокуренную сигарету на землю, припечатал ее кроссовком Air Max Jordan.
– Интересно, с какого бодуна? – поинтересовался Скоков.
– Ага, что-то не припомню, – сказал Хворост. После нескольких затяжек он мог вполне потерять страх и адекватность. – Может, это вы нам торчите?
Лицо Житко вытянулось.
– Что ты сказал, Хворост?
– Я сказал, это вы нам торчите.
Назревала драка. Но видно, не всем с той стороны хотелось влезать в конфликт из-за ерунды, Плешь взял Житко за локоть и что-то зашептал на ухо.
Житко слушал и вращал глазами.
– Э-э, – осклабился он, – ошибочка вышла! Что, испугались, гундосы?! – видно, ему не слишком хотелось сдавать назад.
– Завтра футбол, косарик то вы и проиграете. Если на зассыте поставить.
– Ставлю две, что выиграем, – сказал Скоков.
– И я накину еще три. Итого пять, что мы вас отымеем в двух партиях по сорок пять минут как… – тут видно Хворост сообразил, что не стоит продолжать, иначе они не то что не одержат победу, скорее всего, даже не дойдут живыми и здоровыми до школьного стадиона.
– Откуда такие деньги, сосунки? – осклабился Житко. – Хотя, какая разница. Главное, что вы принесете их мне на блюдечке с кровавыми соплями! – он снова заржал, радуясь шутке и предвкушая футбольный поединок, в исходе которого он, похоже, не сомневался.
– Эй, Хворост! – Скоков слегка ткнул товарища, который увлекся перепалкой с дружками Житко, – давай докуривай, через пару минут звонок!
– Ага, – бросил тот не оборачиваясь. – А ты, Кислый, – он тыкнул пальцем в сторону низкорослого крепыша, обычно стоящего в команде противоборствующего класса на воротах, – вообще, хреновый вратарь, батя сказал, – ты отстой.
Все знали, чем занимается отец Андрея, хотя это не сильно прибавляло авторитета как самому Хворосту, так и его словам.
– Че ты все за батю прячешься, – процедил Кислый, которого подобный выпад явно задел. Как-никак, если про тебя что-то говорит человек, явно получше разбирающийся в футболе, чем твои одноклассники, хоть и играющий в первой лиге, это не может пройти мимо ушей остальных, самолюбие – штука очень нежная. И злопамятная. – Готовь бабло лучше, мудила.
– Ты на кого хавальник разинул, – ринулся вперед Хворост, явно перебрав с куревом. – Да я…
Скоков успел поймать его за куртку, послышался треск материи, но плотный джинс удержал забияку, не дав разгореться драке.
– Хватит, хватит, Хворост, нам еще играть!
Тот взмахнул руками, словно крыльями и смачно плюнул на землю аккурат между буквой «С» и «Т» в слове «СТАРТ», написанном белой краской на асфальте – вокруг школы проходила беговая дорожка, размеченная кривым почерком учителя физкультура Валерия Павловича.
– Сука, – процедил Хворост. – Они у нас еще попляшут.
Но, похоже, Житко и не собирался драться, – он стоял в прекрасном настроении, выдыхая дым прямо в лица дружков.
– Давай, давай, – бросил он вслед удаляющимся друзьям, – папашку не забудь взять, чтобы за мячом бегал.
– Ты не помнишь, каким у нас алгебра, – спросил Скоков раскрасневшегося товарища.
Тот повернулся к нему лицом. Глаза покраснели, зрачки сузились, на лице играла безразличная улыбка.
– Я доктор, что ли? Спроси у Савельевой, она к тебе неровно дышит, а не я.
Саша Савельева училась в параллельном, 11 «А» классе и, по мнению Скокова, всячески его избегала, выражая свои чувства полупрезрительными взглядами и фразами, сказанными вроде бы, не ему лично, но отражающими ее отношение к тому образу жизни, что он вел: «Как можно положиться на человека, которому наплевать на самого себя». Сказанное в кругу подружек с расчетом, что услышит и он, намекало, что она не может ему доверить себя, даже если случится нашествие зомби.
Месяц назад он пригласил ее в кино на премьеру ужастика «Я плюю на ваши могилы», но она, услышал название, скривилась так, словно ее накормили гнилой картошкой.
– Скоков, ты не мог придумать более ужасный способ пригласить девушку на свидание? Неужели я похожа на человека, который будет ЭТО смотреть?
Вечером, придя домой, она отыскала пиратскую копию фильма в онлайн-кинотеатре, надела наушники, представила, что ОН сидит рядом, обняла медведя и просмотрела фильм от начала до конца, закрывая глаза на самых страшных сценах. Она думала, что вместе могло быть не так страшно, а с НИМ, наверное, совсем нестрашно. Разве что – чуть-чуть. Но это такой сладостный страх, ведь понятно, что он, в отличие от прыщавых выпендрежников-отличников, по крайней мере, был самим собой, не притворялся заучкой.
Когда он вытворял очередной фортель, ей порой приходила мысль, – за напускным шутовством, под маской развязного беспечного хулигана скрывается другой Скоков, умный, ранимый, честный, добрый…
«Кто ты?» – спрашивала она мысленно, но в следующую секунду очередная его выходка рассеивала смутные сомнения, оставляя легкое чувство головокружения, подобное тому, что испытывает человек, очнувшись от внезапного наваждения.
Если в следующий раз он пригласит, я пойду хоть на «Ночь живых мертвецов», – думала она.
Когда она увидела на первом этаже школы информационное сообщение о предстоящем футбольном матче между 11-ми «А» и «Б» классами, нарисованное Валериком, сразу же решила, что обязательно пойдет, и не потому, что любила футбол или ей нравился Гелендваген папы Хвороста, а потому что Скоков будет играть на месте левого нападающего.
Глава 19
Той ночью, сидя возле темно-синего Вольво, в багажнике которого лежал скрюченный труп наркомана, пытавшегося отобрать деньги, вырученные за продажу машины, Ларин отправил СМС жене:
«Светочка, поздравляю с рождением дочери, я счастлив и горжусь тобой и у меня нет слов, как мне хочется быть с тобой сейчас и целовать маленькие ножки. Твой Д. Л.»
Совершенно вымотанная длительными родами, которые, слава богу, закончились хорошо, Света прочитала его сообщение только в семь утра, когда медсестра тронула ее за плечо:
– Пора кормить, дорогуша, – и протянула плотно запеленатый сверток.
Она взглянула в сморщенное личико дочки, – как же дочь похожа на Ларина, особенно когда тот сердится, – подумала она, освобождая грудь.
