– А что с твоей?
– Отвез к Мартину, подшипники стучат.
– К молдаванину? Я бы тебя в техсервис направил.
Дмитрий пропустил его слова мимо ушей.
– Сегодня у меня первый день, вернее ночь. Если хочешь, подвози доступы к полуночи в школу. Только не вздумай по телефону их передавать.
– Так ты поможешь?
– Не гарантирую, но… у меня будет много свободного времени. Я работаю каждый день, так что…
– Каждый день? Ты с ума сошел. А как уроки вести в таком состоянии?
– Вечером буду отсыпаться.
– Ну-ну… – Виктор снова глянул на окно третьего этажа. – Посмотрим, как ты выспишься. Но, если поможешь, я перед тобой в вечном долгу.
Дмитрий похлопал его по плечу. Темные мешки под глазами свояка казалось, вот-вот лопнут, он явно сильно нервничал, скрывая свое состояние под напускной веселостью.
Света в последний раз помахала всем, потом занавеска качнулась, силуэт жены растаял в глубине палаты.
Попрощавшись, они разъехались. Дмитрий отвез сына на тренировку, а сам поехал домой, чтобы успеть проверить тетради и подготовиться к урокам, – неизвестно, как все пойдет ночью.
К десяти вечера, когда Олег вернулся, он собрал все необходимое, пожелав сыну спокойной ночи.
– Пап, это обязательно? Тебе точно нужно туда идти? – спросил Олег, держа в руках скейт. Теперь он с ним не расставался ни на секунду.
– Да, сын, обязательно. Семь миллиардов человек…
– Что пап? Ты что-то сказал?
– Я сказал, семь миллиардов человек будет на Земле в этом году.
– Это хорошо или плохо?
Дмитрий подумал пару секунд и ответил.
– Кому как, Олег. Кому-то будет хорошо, а кому-то не очень.
Глава 25
Сэм Фельдман медленным шагом шел по весеннему Бродвею в сторону офиса. Завтрашний день обещал быть сложным во всех отношениях, – эти Фрэнкуотерсы ввязались в весьма рискованную, с его точки зрения, авантюру, но чутье, нюх, выработанные годами практики в самых сложных делах и ситуациях подсказывали, что дело, выглядящее, на первый взгляд, как нигерийское письмо от адвоката умершего дядюшки, оставившего несметное наследство, могло стать самой высокодоходной инвестицией двадцать первого века.
В памяти немедленно всплыла афера Бернарда Мейдоффа, американского банкира из Нью-Йорка, сорок восемь лет морочившего головы всему миру. Финансовая пирамида, обещавшая вкладчикам по двенадцать процентов годовых, в момент краха имела вкладов на пятьдесят миллиардов долларов, бо́льшую часть которых вернуть не удалось. Один из клиентов Сэма, банкир с Уолл-Стрит Лесли Монтгомери, возглавлявший инвестиционную компанию, потерял более миллиарда долларов. Сэм никогда не советовал мистеру Монтгомери вкладывать в Мейдоффа, справедливо отмечая, что тот не предоставляет электронный доступ к счетам, не раскрывает отчетности, и вообще, непонятно за счет чего выплачивает доход, когда на рынке средняя ставка по депозитам колеблется в районе трех-четырех процентов.
Лесли был непоколебим.
– Сорок лет, Сэмми! – кричал он в кабинете Фельдмана, размахивая руками, словно граблями, пытаясь загрести даже воздух. Он и правда притягивал деньги, которые липли к нему как мухи к патоке. Но тут случился сбой.
«Сбой в матрице», – сказал тогда Сэм.
– Ты не понимаешь, Сэм. Думаешь, к нему легко попасть? Как же! Роджеру Парку отказали, Пенелопе Эдельвейс из Первого пенсионного фонда – отказали, даже Уильяму Джойсу-старшему из «Джойс Инвестментс», этому пройдохе и моему вечному сопернику и то – дали отворот поворот. А меня одобрили! Ты представляешь, какая это удача! Когда Джойс прочитает завтра колонку «Уолл-стрит джорнэл», сломает зубы от зависти, а Пенелопу сошлют в дом престарелых за свой счет. Сэм! Что скажешь?
– Боже, Лесли! Я понимаю, что ты сейчас немного не в себе, но подумай трезво, остановись, не мельтеши перед глазами, меня сейчас стошнит! У этого Мейдоффа нет никакой отчетности, ее никто и никогда не видел! А ты хочешь вложить все, что у тебя есть. Миллиард! Эти деньги тебе доверили клиенты, чтобы ты приумножил их богатства. Ты молодец, спору нет, все довольны, и ты никогда никого не подводил…
– Также, как и Мейдофф, – ввернул Лесли Монтгомери, он взял бутылку виски из бара Фельдмана за стеклом большого книжного шкафа, плеснул себе полстакана и залпом выпил. – Налить? – спросил он Сэма с таким видом, будто распоряжался в собственном кабинете. Сэм покачал головой. Лесли махнул рукой и продолжил: – Ты, наверное, забыл, этот старик сорок с лишним лет исправно выплачивает дивиденды. Королевский банк Шотландии доверил ему деньги вкладчиков!
– Эти парни в юбках потом с него живьем шкуру спустят, не сомневайся!
Лесли хохотнул.
– Сэмми, ты ссыкун! Чертов маленький еврейский ссыкун, струйка которого слишком тонкая, слишком жидкая, чтобы сравняться с моей. Посмотри сюда!
Сэм испугался, что Лесли покажет, какая у него струйка прямо здесь, в его кабинете, не слишком опрятном, но довольно чистом. Но тот лишь потряс руками, демонстрируя размер предмета, из которого вылетает струйка.
– Вся недвижимость летит к чертовой матери, на рынке кризис, кругом паника, а финансовый гений продолжает держать стабильно высокий процент. Посмотри вчерашний отчет по выплатам, Мейдофф уже разослал уведомления.
– Он гасит проценты, это не сложно, привлекая все новые и новые займы. Основные суммы у него никто не забирает, поэтому он так долго держится.
– Извини, Сэм, но в этот раз я воспользуюсь услугами других адвокатов. Если, конечно, ты не передумаешь в ближайшие пять минут.
Сэм сглотнул. В случае согласия, его комиссионные от сделки составят более трехсот тысяч долларов. Но…
– Лесли… прошу тебя, не покупайся, вложи деньги в алмазы, будет гораздо надежнее.
– Знаешь, чем мы отличаемся, Сэм?
– Чем?
– У меня внизу стоит личный Роллс-Ройс, я живу в собственном доме возле Центрального парка, и на выходных летаю на личный тропический остров. А ты сидишь в душном кабинете, благо, что на Бродвее, а не в Южном Бронксе и не видишь дальше своего носа, – он говорил беззлобно, в обычной назидательной манере, слегка покачиваясь и улыбаясь. – У тебя нет чутья, Сэмми. Юрист ты неплохой, но инвестор – никудышный.
Лесли Монтгомери допил виски, поставил стакан на стеклянный столик, заваленный бумагами по сделке.
– Я такой шанс не упущу, как бы ты меня не отговаривал. – Он зажмурился от удовольствия: – Какое же это счастье, засунуть раскаленную кочергу в тощую задницу Уильяма Джойса!
Потом Лесли вышел не прощаясь.
Через день или два – события тех дней плохо отпечатались в сознании Сэма, слившись в непрекращающееся безумие, фонд Мейдоффа рухнул. Лесли пришел в офис Сэма сильно пьяный, и пока адвокат спешно отправлял секретаршу домой, чтобы не травмировать ее психику, выстрелил себе в голову возле стены, которую так и не удалось очистить от крови и мозгов.
