– Ага. Житко. А чем мы хуже? – Скоков подумал про две тысячи, которые поставил на игру. Отступать было поздно.
– Ничем не хуже. Это примерно, как Уазик ничем не хуже танка Т-90. И тот и тот ездит. Уазик, я подозреваю, даже более комфортабельный.
– Так, вы придете?
– Во сколько матч?
– В четыре дня на школьном стадионе. Много кто обещал прийти.
– Да? Например, Савельева?
Скоков вспыхнул. Даже в темноте его лицо покраснело, он поспешил отвернуться. Неужели Ларин такой наблюдательный или же это он своим поведением так себя выдает? Если заметил Ларин, значит, и все остальные в классе.
– Может, и Савельева. А что тут такого?
– Я только за, хорошая девочка. Похоже, единственная в параллельном классе, кто не курит. Не знаю, как тебе удалось ее зацепить, но… конкуренты у тебя серьезные. Слишком серьез…
Вдруг где-то внизу, на первом этаже школы что-то лопнуло, звук был похож на взорвавшуюся лампочку, тотчас гудение прекратилось, экран учительского компьютера погас.
– Черт, – выругался Ларин.
– Что такое?
– Электричество отрубилось! Быстрее закрывай окна, держи ключ, закройся изнутри и сиди тут.
– Это еще зачем?
– Если электричество вырубилось во всей школе, сейчас приедет охрана, проверить, все ли нормально. У них срабатывает сигнализация. А я пойду проверю пробки.
Скоков быстро закрыл окна.
– Нет, я один тут не буду сидеть, пойдемте вместе.
Ларин посмотрел на него.
– Ладно, идем.
Они спустились на первый этаж. Прошли в левый рукав школы, туда, где за поворотом вестибюля был вход в подвал. Ларин открыл его ключом, который так и лежал в кармане пиджака после того, как он нацепил на счетчик магниты.
Если они будут и дальше выбивать, придется соединить напрямую, – подумал он, подсвечивая телефоном. С пробками, которые ровными рядами располагались над счетчиком, было все нормально. По крайней мере, с виду.
– А черт! – вскрикнул он. – С утра же Комарова предупреждала физика в учительской, чтобы опыты с оборудованием не ставил, могут быть перебои в электричестве, она сказала, если по его вине хоть что-то сгорит, будет покупать из собственного кармана. Как я мог забыть?
Входная дверь затряслась от сильного стука. Глухой пружинистый звук разносился по всему объему пустой школы, приобретая устрашающие оттенки.
Скоков инстинктивно шагнул вглубь темноты.
– Стой там и не высовывайся. А еще лучше – спустись пока в подвал.
– Ага, а вдруг там крысы? Сами туда спускайтесь.
Стук повторился. Кажется, он стал сильнее и злее.
– Открывай, полиция! – услышали они голос, не предвещавший ничего хорошего.
– Ладно, – прошептал Скоков, – я лучше спущусь.
Ларин вышел из технического помещения и побежал по коридору.
Ключ лязгнул в замке, дверь открылась, в лицо ему тут же ударил ослепительный свет фонаря, отчего Ларин зажмурился, инстинктивно вскинув руку.
– Руки, – скомандовал невидимый голос. – Не дергайся. Ты кто?
– Сторож, – сказал Ларин.
– Сторож? Документы есть?
Ларин кивнул.
– Давай, че стоишь?
Ларин опустил руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда паспорт, протянул его прямо перед собой.
– Один тут?
– Да.
Ларин подумал, что Скокову вполне может прийти мысль подойти сейчас сзади, чтобы высказать умную мысль.
– Сигналка сработала, в курсе?
– Да, у нас объявление было утром, ожидаются перебои с электричеством.
– Понятно.
Полицейский вернул ему паспорт, перевел луч фонаря чуть вбок, вглубь темного фойе. Позади первого сотрудника Ларин увидел второго, с автоматом и собакой, овчарка внимательно смотрела на Ларина, будто что-то подозревала.
– Ну-ка отойди, – полицейский слегка отстранил его дубинкой, а сам прошел внутрь, водя фонарем по стенам школы. Ларин отступил и встал возле двери.
«Сиди тихо, Скоков, – умолял он мысленно. – И выруби телефон с надоедливой мелодией. Сиди тихо, как мышь в морге!»
Собака, протрусив внутрь, пошевелила черным матовым носом, остановилась посреди высокого холла, огляделась. Пару раз она с шумом втянула ноздрями школьный воздух, повернула голову в ту сторону, где сидел за углом Скоков.
И потом она… один раз гавкнула.
«Капец, – подумал Ларин. – Приплыли».
Он прекрасно знал возможности хорошо натасканной овчарки: при желании она могла найти одну купюру в сотню баксов по запаху другой даже через неделю после того, как их спрятали. По крайней мере, так делала Гресси, Виктор Бойко постоянно давился со смеху, рассказывая, и потом на деле показывая, как это происходит.
– Что там? – спросил полицейский, направив дубинку в сторону подвала.
– Ничего. Кабинеты.
– А может что-то есть? Гапон, посмотри за ним, я схожу, проверю.
– Стой смирно, не дергайся, – скомандовал сзади сотрудник, которого назвали Гапоном.
– Гром, пойдем посмотрим, – позвал собаку первый.
У Скокова похолодело внутри. Ничего страшного они пока не сделали, но полиции только дай повод.
Полицейский шел по длинному темному коридору, освещая пространство вокруг себя широким лучом. Он подходил к каждой двери и дергал за ручку. Одну за одной. Гром мягко ступал рядом, посматривая на человека. Они никуда не спешили. Куда им спешить?
– Что, попался? – сказал полицейский сзади. – Очко жим-жим? Скажи сразу, что скрываешь, все равно найдем. Чистосердечное признание облегчает понимание. – Он заржал. Его дребезжащий смех – наглый, самоуверенный, разнесся по закоулкам школы.
Ларин молчал. Какое глупое начало, – подумал он. – Если Скокова найдут, его, конечно, изобьют, а Ларину придется отказаться от работы по ночам. И вообще, от работы в школе, – понятно, его ждет неминуемое увольнение. Приводить посторонних лиц во время дежурства категорически запрещалось, это считалось еще худшим прегрешением, чем пьянство.
– Никого там нет, – сказал Ларин. – Зря теряете время.
Полицейский хмыкнул.
– Это мы сами решим, зря или не зря, понятно те…
Оглушительный лай не дал ему договорить. Темнота в той стороне, куда направились полицейский с собакой, зашевелилась, фонарь погас, потом загорелся снова, его луч дернулся и задвигался, выискивая цель. Собака бежала прямо на них, при этом она лаяла так громко, что сводчатый потолок, казалось, содрогался от этого лязгающего звука, эхо, усиленное в сто раз, било по ушам наотмашь. Черная тень скользила вдоль коридора, – едва заметная, с сумасшедшей скоростью она неслась прямо к центральному холлу.
