Теперь полем владели синие. Игра шла в основном на половине белых: настроение в стане 11-го «А» скатилось под откос.
Стоя у кромки поля с неизменной бутылкой, Успенский орал на Житко, позабыв, что тот гораздо сильнее.
– Беги быстрее, жирный! Чего встал, подымай жопу, осталось десять минут! А вы че застряли, мудаки, господи! Как так можно играть! – он почти охрип, но продолжал разбрызгивать со слюной ценные наставления. Игроки с ненавистью поглядывали на край поля, их белые футболки стали серо-коричневыми от грязи, колени и локти сбились до крови, ребята играли самоотверженно, но отсутствие руководства командой сделало свое дело, – игроки не могли договориться между собой, они как те византийские воины, стали играть сами по себе, надеясь, что личный опыт и мастерство смогут решить исход, и совершенно позабыв, что футбол – командная игра, где действовать нужно сообща.
У Житко был такой вид, будто его вот-вот хватит инфаркт. Красные, налитые кровью глаза под широкими бровями, вздувшаяся шея, обмякшая гора мышц, больше не такая привлекательная, как на фото в инстаграм, – то ли он разочаровался в товарищах, то ли силы покинули качка, но он уже не выглядел как Игнашевич из ЦСКА, оформивший дубль в ворота Амкара несколькими днями ранее.
– Беги, скотина! – орал Успенский, гарцуя на белой линии и обращаясь сразу ко всем игрокам, но обидчивый Житко воспринял реплику слишком болезненно. Вращая мутными глазами, как раненый матадором бык, он подошел к однокласснику, замер на мгновение, дрожа крупным, измазанным грязью телом и коротким мощным ударом в подбородок снизу вверх отправил того на беговую дорожку. Бутылка пива, выскользнув из рук Успенского, повисла в воздухе, мгновение спустя она отлетела в сторону, закатившись под дощатый настил для ног, пузырящиеся капельки, оторвавшись от горлышка, оросили лицо Глеба Житко, Успенский же, взмахнув руками, рухнул, словно сила тяжести на земле вдруг выросла как минимум втрое.
Стадион замер. На той стороне присвистнули. Все знали, кто такой Житко, и кто такой Успенский. Вернее, папа «мальчика» и его молчаливые телохранители.
Валерик, до сего времени вообще не обращавший внимания на Успенского (себе дороже), был вынужден остановить матч, раздув щеки, он засвистел, потом трусцой подбежал к сраженному болельщику.
– Ты что, – прокричал он, обращаясь к Житко. – Совсем страх потерял? Что ты наделал, остолоп? Жить надоело?
Житко по-прежнему вращал глазами, до него, похоже, не доходил масштаб и ужас содеянного: одно дело уложить любого школьника или даже учителя и совсем другое… Успенского.
Валерик присел возле бездыханного тела, протянул руку к шее, нащупал пульс.
– Фу-ух… – сказал он, – вроде дышит. Отнесите его на скамейку, пусть полежит. А тебе, – он ткнул пальцем в раздувшуюся грудь Житко, – красная карточка! – он достал из кармана какую-то бумажку бордового цвета и с высоты своего роста потряс ею над головой Житко. – На твоем месте я бы начал подыскивать другую школу, – сказал он и пошел в центр поля.
– Иди нахер, – сказал Житко, потом подошел к лежащему Успенскому, пнул того грязным кроссовком и при полном молчании стадиона направился на выход.
Валерик дернулся, но остановился. «Это не мое дело, – подумал он. – Хотя ведь спросят, почему я не защитил ребенка. Кто бы меня защитил от этих детей. Черт! Осталось десять минут, нужно заканчивать этот гребаный матч». Он отрывисто свистнул. К Успенскому подбежала группа поддержки из числа одноклассников и прихлебателей, они взяли обмякшее тело под мышки и понесли его на скамью.
Стоящий за воротами синих Хворост-старший улыбался, он отлично понимал, что исход матча решен, но еще больше его радовало, когда кто-то получал в бубен. Что греха таить, случившемуся втайне радовались все присутствующие, даже Надежда Петровна Комарова, которая в этот момент вышла посмотреть на окончание матча. Увидев, что Успенский повалился от мощного удара Житко, она всплеснула руками, но так как ее саму никто не видел (кроме Ларина, который почувствовал на спине взгляд и обернулся), она вновь скрылась за углом школы, откуда только что появилась, намереваясь проконтролировать спортивное мероприятие.
«Добро всегда побеждает зло, – подумала она, – пусть и руками самого зла». Кажется, ее никто не заметил, кроме, возможно, Ларина, который обернулся в тот момент, когда она, оценив происшествие, поспешила скрыться.
«Старуха не так проста, – подумал Ларин. – Она, конечно, борец за справедливость, но… в жизни ведь всякое случается. В том числе и такое, когда нужно просто отвернуться и не мешать твориться правосудию. Это не педагогично? Не смешите мои копыта, как сказал бы говорящий конь в пальто».
Он смотрел на Скокова, который как будто не устал, – уверенно рвался к воротам противника, полностью ушедшего на свое поле. Игроки в белом теперь вовсе не стеснялись в приемах. Даже повидавший всякого в первой лиге Хворост-старший, то и дело хватался за голову и кричал что-то типа: «Да вы совсем охренели! Эй, судью на мыло! Свисти давай, пенальти же!», сдабривая тирады многоэтажным матом, но тут, пожалуй, был как раз тот случай, когда за нарушение общественного порядка путем сквернословия и оскорбления устоев не наказывают, а, наоборот, дают премии, – вся школа, все, кто пришел на матч, шепотом, а некоторые и вслух повторяли его нецензурные заклинания.
Валерику как будто уши ватой заложило, он не видел ни перебитых ног, ни опрокинутых тел, ни офсайдов, – ничего, даже откровенная игра рукой Кирилла Серебрякова, отбившего кистью мяч, летевший прямо в сетку, его не заинтересовала.
Возможно, он просто в сговоре с белыми, – решил Скоков, потирая разбитую в кровь голень. Потратив на ставку последние деньги, которые дал Ларин, он теперь думал, если не удастся забить в оставшиеся три минуты, то он лично даст в морду Валерику.
Болельщики притихли, все понимали, что на поле решается судьба противостояния самых крутых пацанов в школе, кто из них победит, тот и будет королем, даже если некоторые думают иначе. Это противостояние до сих пор принимало самые разные формы, от мордобития до обладания новейшими телефонами, самыми красивыми девочками, самыми раскрученными аккаунтами в социальных сетях.
Саша Савельева замерла. Она следила за каждым движением Дениса, не сводя с него глаз.
Все в ней было идеально, – Ларин даже подумал, будь он школьником, не упустил свой шанс, если бы хватило смелости. В школьные годы ему никогда не хватало ни храбрости, ни оригинальности, ни той разнузданной бравады, которую так любят девочки: его называли ботаном. Даже своим семейным положением он был обязан исключительно… Марго, будучи студенткой-первокурсницей позвонила по объявлению, которые он развешивал вокруг вузов, предлагая услуги решения задач по высшей математике.
Когда он за сутки решил гигантскую контрольную, Марго представила его сестре как некую заморскую диковину. Так все и началось. Тогда он грезил только математикой и информатикой, считая, что на девочек его обаяние не действует, а посему, не стоит даже тратить на них время, хотя глубоко внутри, куда не проникали ни тихие речи психотерапевтов, ни громкие советы однокурсников, он, конечно же, мечтал о красивой девушке. И она явилась таким необычным путем.
