– Кто там? – послышался голос миссис Нэгенбек. – Есть кто-нибудь в кухне?
Передумав отвечать ей даже отрицательно, Ирвинг Боммер, крадучись, поднялся по лестнице – с едой, ножом и теперь уже полностью сконфуженной внутренней анатомией.
Оказавшись в своей комнате и положив палец на выключатель, он выдохнул, прислушался и улыбнулся. Следов он не оставил.
Он неторопливо подошел к кровати, с поразительной для него храбростью отправив в рот прямо с ножа ломтик салями. Бутылочка лежала на прежнем месте. Жидкость в ней по-прежнему казалась то красной, то синеватой.
Усевшись, он принялся отвинчивать двумя пальцами колпачок, но, столкнувшись с неожиданным затруднением, медленно приподнял брови. Так, подумал он, сейчас мы переместим нож в правую руку, допустим, сунем лезвие под мышку, хорошенько ухватимся за бутылочку левой рукой, а правой энергично повернем колпачок. А сами тем временем будем жевать.
Колпачок заело намертво. Может, его вообще не полагается отвинчивать. Быть может, бутылочку следует разбить и использовать содержимое сразу. Но об этом можно побеспокоиться и позже. А сейчас у него есть салями и хлеб. И два доллара вместо двенадцати.
Он начал опускать бутылочку, продолжая раздраженно покручивать колпачок туда-сюда и показывая тем самым, что еще не отступился окончательно. Внезапно колпачок провернулся. Боммер отвинтил его до конца, более чем слегка изумленный. Он и не знал, что бутылочки для лекарств стали выпускать с левой резьбой.
* * *
Странный запах. Напоминает запах только что отмытого и завернутого в свежую пеленку младенца, который внезапно решил, что полный мочевой пузырь доставляет гораздо меньше удовольствия, чем пустой; и жидкость в бутылочке была синей. Он понюхал снова. Нет, больше похоже на запах очень волосатого человека, хорошенько потрудившегося весь день кайлом и лопатой, а потом решившего, что сегодня нет смысла принимать душ, и тем самым нарушившего собственную наиболее уважаемую традицию. И все же когда Боммер задумчиво разглядывал бутылочку, жидкость в ней блеснула яркой краснотой. Поднеся флакончик к носу, чтобы нюхнуть в последний раз, он поразился тому, насколько ошибался, распознавая запах: неприятный, и весьма, но легко узнаваемый. Это… застоявшийся табачный дым, но не совсем… недавно унавоженное поле – почти, но…
Он плеснул чуть-чуть на левую ладонь. Пурпурная.
В дверь замолотили кулаком.
– Эй, там! – взревела миссис Нэгенбек. – Вы, мистер Боммер! Откройте дверь! Я знаю, что у вас там. У вас там мои продукты. Откройте дверь!
Когда Ирвинг вздрогнул, зажатый под мышкой нож совершил отчаянный прыжок к свободе и славе. Он целился на запястье, ведь так, если повезет, можно отсечь всю кисть (а это достижение обязательно поставит на должное место некий весьма заносчивый мясницкий нож!). К несчастью, рука инстинктивно дернулась, засовывая хлеб и салями под подушку, и нож звякнул о пол, удовлетворившись – но не чувствуя себя счастливым – порезанным кончиком пальца.
– Если вы не откроете эту дверь сейчас, немедленно, сию секунду, – объявила миссис Нэгенбек через замочную скважину, призванную на службу в качестве мегафона, – то я ее вышибу, я ее выломаю. Я ее вышибу и выставлю вам счет за новую дверь, две новые петли и поврежденные косяки. Не говоря уже о продуктах, которые вы принесли к себе и сделали негигиеничными, хватая их грязными руками. Откройте дверь, мистер Боммер!
Ирвинг сунул нож под подушку и накрыл ее одеялом. Затем, завинтив колпачок на бутылочке, направился к двери, посасывая порезанный палец и обливаясь потом.
– Секундочку, – взмолился он заплетающимся от страха языком.
– И еще замок, – принялась размышлять вслух миссис Нэгенбек. – Хороший замок нынче стоит четыре, пять, а то и шесть долларов. А сколько возьмет плотник за его установку? Если мне придется сломать дверь, если придется испортить собственную…
Ее голос стал тише, превратившись в странное бормотание. Отпирая замок, Ирвинг дважды услышал звук, напоминающий шипение выпускающего пар локомотива.
За распахнутой дверью он увидел домохозяйку в лавандовом халате. Ее брови были сведены, а тонкие ноздри подрагивали.
Салями! С ее опытом она, вполне вероятно, сумеет по одному запаху отыскать под подушкой украденную колбасу.
– Какой странный… – неуверенно начала миссис Нэгенбек, с явным сожалением изгоняя враждебность с лица. – Какой странный запах! Такой необычный… такой удивительный, такой… О, мистер Боммер, бедный мальчик, вы ранены?
Он покачал головой, изумленный совершенно несвойственным ей выражением лица – не гнев, но нечто определенно опасное. Ирвинг отступил в комнату. Домохозяйка последовала за ним, ее голос экспериментировал со звуками и остановился на варианте, весьма смахивающем на воркование.
– Дайте-ка мне взглянуть на эти пальчики, на царапину, на порез, на эту рану, – робко попросила она, выдирая левую руку Боммера изо рта с такой силой, что у бедняги зашатались пять зубов. – О-о-о-о, болит? У вас есть антисептик – йод, перекись или меркурохром? А ляписный карандаш? А марлевые бинты?
Ошеломленный поразительной сменой ее настроения, Ирвинг указал носом на аптечку.
Забинтовывая рану, она продолжала издавать странные и тревожные звуки, напоминающие мурлыканье саблезубого тигра. Время от времени, когда ее глаза встречались с глазами Боммера, она улыбалась и быстро вздыхала. Но когда, подняв его руку для завершающего осмотра, хозяйка, страстно застонав, поцеловала его ладонь, Боммер по-настоящему испугался.
Он побрел к двери, ведя за собой миссис Нэгенбек, которая так и не выпустила его драгоценную руку.
– Огромное спасибо, – пробормотал он. – Но уже поздно. Мне пора ложиться.
Миссис Нэгенбек выпустила его руку.
– Вы хотите, чтобы я ушла, – с упреком произнесла она.
Увидев его кивок, она сглотнула, храбро улыбнулась и бочком протиснулась в дверь, едва не оторвав ему пуговицы на пиджаке.
– Не работайте слишком много, – с грустью попросила она, когда Боммер закрывал дверь. – Таким, как вы, нельзя изматывать себя до смерти на работе. Спокойной ночи, мистер Боммер.
* * *
Яркий пурпур бутылочки подмигнул ему с кровати. Приворотное зелье! Ведь он вылил каплю на ладонь, а порезавшись, невольно сжал пальцы в кулак. Цыганка говорила, что капля крови, смешанная с каплей зелья, делает эту каплю его собственной, личной. Очевидно, так и произошло: миссис Нэгенбек воспламенилась. Он содрогнулся. Миссис Нэгенбек. Ничего себе любовное зелье…
Но то, что подействовало на домохозяйку, несомненно, подействует и на других, более молодых и привлекательных женщин. Например, на девушку с томными глазами в отделе столовых приборов или на дерзкую кокетку в отделе салатниц и кастрюль.
Стук в дверь:
– Это всего лишь я, Хильда Нэгенбек. Послушайте, мистер Боммер, я тут подумала – салями и хлеб трудно есть всухомятку. К тому же от них вам наверняка пить захочется. Вот я и принесла вам две банки пива.
