Мир раскололся. Миллионы разрозненных музыкальных тарелок оглушительно грохнули друг о друга. Вокруг посыпались огромные шматы чего-то серого.
Чувствуя, что падает, Рэнсом уцепился за Нилу. Их крутило и швыряло в рассеивающемся мраке. Со всех сторон он видел фрагменты раздутых зеленых тел, плавающих в спирально поднимающихся испарениях, красные и фиолетовые участки изгибались в пустоте. Пертиннет и Ризбаммер, тоже вцепившись друг в друга, медленно плыли вниз неподалеку.
Нила прижалась к Рэнсому теплым дрожащим телом.
– Эти лица, – простонала она. – Эти лица! Ты видишь, чьи они? Хэллока! Ужасно! Жуткий, невероятный кошмар!
Теперь Рэнсом это понял – они действительно принадлежали Хэллоку. Десять тысяч дьявольски гротескных карикатур – все лица Матери-Родоначальницы – были не чем иным, как лицом Уэллса У. Хэллока. И в тот последний момент, наступив на монстра, Хэллок, должно быть, понял это!
Они остановились среди слепящей белизны и закрыли глаза, терзаемые невыносимым светом, а когда осторожно открыли их снова, сияние потускнело и, поначалу неотчетливо, затем все яснее и яснее, постепенно приобретая четкие очертания реальности, начала проявляться окружающая обстановка.
И наконец… Никаких уродливых форм, никаких искаженных видений – они снова были в больничной палате, все четверо. Рэнсом и Нила все еще дрожали от волнения. Доктор Пертиннет осторожно прикрыл одеялом окровавленное месиво на постели.
– Я… Я принесу нам всем успокоительное, – наконец произнес он. Ризбаммер вышел вслед за ним.
– Вечно доктор Пертиннет носится со своим успокоительным! – истерически всхлипнула Нила.
Рэнсом подошел к тумбочке и поднял маленькую шкатулку из слоновой кости.
– Может, это и противоречит интересам науки, Нила, но, я думаю, нам следует уничтожить то, что здесь осталось.
Девушка выхватила у него шкатулку.
– Безусловно, – согласилась она. – Я брошу это в больничный мусоросжигатель. Фиников с меня хватит до конца моих дней. Но знаешь, я готова обойтись рисом.
– Договорились, – улыбнулся он. – Если кому-то это интересно, некто по имени Рэнсом Морроу по горло сыт приключениями – ему хватит до старости и будет что рассказать внукам!
Нила неуверенной походкой направилась к двери. Минуту спустя Рэнсом услышал, как открылась дверца мусоросжигателя. Он закурил и улыбнулся кошке. Вот кому явно повезло – ведь она не обладает человеческой памятью.
И вдруг улыбка исчезла с его лица. Потому что кошка держала в зубах что-то круглое и черное. И это была не мышь.
Вирус Рикардо
Грэфф Дингл флегматично рассматривал желтое пятно, расплывавшееся по руке вокруг нанесенной кинжалом раны. Он ощутил поначалу едва уловимый жасминовый запах болезни и поднял глаза туда, где солнце безуспешно пыталось пробиться сквозь плотную массу грязновато-серых облаков и разносимые ветром потоки дождя.
Дингл мрачно пнул тело гангстера из Хитвейва, того самого, остававшегося позади, в засаде, и обугленный труп с легким шорохом сполз в грязь.
– Увидимся примерно через пять с половиной часов, парень. Выстрел твоего электробластера не попал в цель, зато превратил в месиво мою антисептическую сумку. Так что последний удар ножом и вправду оказался весьма существенным.
На лице Грэффа, потемневшем за долгие годы, проведенные под чудовищным солнцем, появилась мрачная ухмылка. Он прекрасно понимал, что свалял дурака – разве можно было склоняться над врагом, не убедившись предварительно, что тот зажарен до хрустящей корочки?
Но ему в любом случае требовалось тщательно обследовать одежду человека в поисках хоть какого-то ключа к исчезновению Греты и доктора Бергенсона и – что еще важнее – невероятной ценности груза лободина, который они везли с Земли.
«Итак, мне предстоит сполна расплатиться за спешку, – подумал он. – Впрочем, в джунглях Венеры только так всегда и бывает».
Вирус Рикардо безжалостно стремителен: через шесть часов после появления на открытой ране его светло-шафранового цвета глобул вы мертвы. И никакие хирургические операции, никакие отчаянные попытки дренирования раны не могут спасти вас, уж это-то Грэфф знал наверняка. Его родители, братья и сестры составили лишь малую толику тех, кто погиб в Нью-Каламазу из-за слишком поздно замеченных порезов или царапин, когда проводить дезинфекцию было уже бесполезно. Вирус расправился более чем с тремя поколениями венерианских колонистов, включая самого Вилфредо Рикардо, который первым неуверенно ступил на болотистую планету. А он всего-то слегка ободрал кожу на руке о новый флагшток.
До чего же противно погибнуть от мерзкой плесени, так и не узнав, что случилось с Бергенсонами. Не то чтобы у него все еще имелся личный интерес, поскольку Грета вряд ли выйдет замуж за покойника, когда может выбрать любого из сотни полных жизни, изголодавшихся по женщинам пионеров. Но ее отец был единственным доктором в крохотной колонии. А потеря лободина означала, что вирус Рикардо загонит в топкие могилы еще большее число колонистов Нью-Каламазу.
Крохотное пятнышко в небе стремительно увеличивалось в размерах. Грэфф невольно шарахнулся в тень гигантского розового куста – обострившиеся за долгие годы инстинкты брали свое.
Летающий ящер, собственной персоной. Да еще дружелюбно настроенный?
Птеродактиль легко приземлился на ветку возвышавшегося напротив папоротника. Его нелепый кожистый лоб сморщился при виде человека. Грэфф заметил, что тварь опустилась вне пределов досягаемости его электробластера. Разумный и, вне сомнения, необычайно бесстрашный экземпляр, если отважился сесть так близко от человека.
В любое другое время Грэфф был бы заинтригован возможностью завести дружбу с разумной крылатой рептилией, которая выучила язык людей и, по вполне понятным причинам, избегала пускать в ход результаты своего труда. Однако сейчас его голова была забита совершенно другими вопросами.
Например, реальностью мучительной смерти спустя всего несколько часов.
Огромные полотнища, похожие на крылья летучей мыши, перестали шуршать, и Грэфф резко поднял глаза.
Широкий выпуклый лоб ящера еще больше сморщился. Его чудовищный клюв несколько раз беззвучно раскрылся и закрылся. Существо прочистило горло.
– Город?
Следовательно, он тоже принадлежал к определенной цивилизации. Что подвигло это существо покинуть общинное гнездо в Сан-Маунтинз? Ящеры избегали людей более пятидесяти лет. Грэффу, добывавшему мясо для колонистов, не раз случалось шарахаться от стаи птеродактилей, круживших над головой и осыпавших его проклятиями на трех языках первых колонистов.
– Город? – уже настойчивее прозвучал тот же вопрос. – Хитвейв или Нью-Каламазу?
– Нью-Каламазу.
Существо с явным облегчением кивнуло треугольной головой.
– Так я и думал. Ты желаешь знаний, который из мужчин Хитвейва увел мужчину и девушку с коравля?
