Девочка просияла. Она на мгновенье задумалась. А потом, как настоящая княгиня, важно ответила:
– Клянусь.
– Очень хорошо, – кивнула Вася. – Дай мне только одеться.
* * *
Солнце еще не поднялось: мир был туманным, плоским и серым. Сладкая предвкушающая тишина лежала над Москвой. Лишь спирали дыма танцевали в небе, окутывая город любовью. Дворы и лестницы терема Ольги были тихими. Кухни и пекарни, пивоварни и коптильни подрагивали в дымке.
Вася безошибочно определила хлебную палату. В воздухе чудесно пахло завтраком.
Она подумала о хлебе с сыром и сглотнула слюну. Она едва поспевала за Марьей, которая бежала по крытому проходу прямиком в баню.
Вася успела поймать девочку за край ее плаща до того, как она открыла дверь.
– Проверь, нет ли там кого, – раздраженно сказала Вася. – Разве тебе никто не говорил, что нужно думать, а потом делать?
Марья извивалась в ее руках.
– Нет, – призналась она. – Мне только говорят не делать. Но потом я хочу и все равно делаю. Иногда няня багровеет от злости – это лучше всего. – Девочка пожала плечами и поникла. – Но иногда матушка говорит, что боится за меня. Мне это не нравится.
Марья изогнулась и вырвалась из рук своей тети. Она показала на трубу.
– Дыма нет, значит, там пусто.
Вася взяла девочку за руку, подняла засов, и они оказались в прохладной тьме. Марья спряталась за спиной Васи и вцепилась в ее плащ.
Когда Вася принимала баню несколько дней назад, у нее не было времени рассмотреть ее. Теперь она одобрительно разглядывала вышитые подушки, блестящие дубовые скамьи. Баня в Лесном Краю было сугубо практичной. Затем Вася сказала в полумрак:
– Банник. Хозяин. Дедушка. Вы поговорите с нами?
Тишина. Марья все еще держалась за Васин плащ. От их дыхания на холоде шел пар.
Как вдруг…
– Там, – сказала Вася.
Она нахмурилась.
Она показала на облако пара. Но если слегка повернуть голову, можно было увидеть старика, который сидел на подушке, скрестив ноги и наклонив голову. Он был даже меньше Марьи, с прозрачными ниточками волос и странными, отстраненными глазами.
– Это он! – взвизгнула Марья.
Вася ничего не сказала. Этот банник был даже прозрачнее того существа в Чудове, гораздо прозрачнее рыдающего домового в деревне Кати. Чуть больше, чем просто пар и свет от тлеющих углей. Кровь Васи придавала сил чертям в Лесном Краю, когда Константин запугал людей и заставил их отвернуться от них. Но это угасание было не таким жестоким, и остановить его было сложнее.
«Все закончится, – подумала Вася. – Однажды. Исчезнет мир чудес, в котором пар в бане может быть существом, говорящим пророчества. Однажды останутся лишь колокола и службы. Черти превратятся в туман, воспоминания и шорох в летнем ячмене».
Она снова подумала о Морозко, повелителе зимы, который менял лед по своему желанию. Нет. Он не мог исчезнуть.
Вася отогнала мысли, зачерпнула воды из ведра и плеснула на пол. Она достала корку хлеба и положила ее вместе с березовой веткой перед живым облаком пара.
Банник стал чуть четче.
Марья ахнула.
Вася дотронулась до плеча девочки и убрала ее ладошки с плаща.
– Он тебя не обидит, – сказала она. – Ты должна уважать его. Это банник. Зови его дедушкой, ведь он стар, или хозяином, ведь это его звание. Ты должна приносить ему березовые ветки, горячую воду и хлеб. Иногда он предсказывает будущее.
Марья сжала свои розовые губы, похожие на бутон розы, и как можно торжественнее поклонилась, слегка покачнувшись.
– Дедушка, – прошептала она.
Банник не ответил.
Маша опасливо шагнула вперед и протянула немного смятый кусок пирожка.
Банник медленно улыбнулся. Марья задрожала, но не сдвинулась. Банник взял пирожок прозрачными руками.
– Так ты меня видишь, – прошептал он, и голос его был похож на шипение воды на раскаленных углях. – Давно этого не было.
– Я вижу вас, – сказала Марья. Она подошла ближе, позабыв о своем страхе, как могут только дети. – Конечно, я вас вижу. Почему вы никогда не говорили раньше? Матушка говорит, что вас не существует. Я так боялась. Вы предскажете будущее? За кого я выйду замуж?
«За своевольного князя, как только у тебя пойдет кровь», – угрюмо подумала Вася.
– Довольно, Маша, – громко сказала она. – Пойдем. Тебе не нужны пророчества. Тебе еще рано замуж.
Черт хитро улыбнулся ей.
– Почему не нужны? – спросил он. – Ты уже получила свое пророчество, Василиса Петровна.
Вася молчала. Банник в Лесном Краю сказал ей, что она сорвет подснежники посреди зимы, умрет по собственному выбору и будет плакать по соловью. – Я была взрослой, когда узнала его, – наконец, сказала она. – Маша пока ребенок.
Банник улыбнулся, оскалив свои туманные зубы.
– Вот твое пророчество, Марья Владимировна, – сказал он. – Теперь я всего лишь пар, потому что люди поверили в колокола и нарисованные иконы. Но кое-что я знаю: ты вырастешь вдали и полюбишь птицу больше, чем свою мать, когда сменится время года.
Вася замерла. Марья покраснела.
– Птицу? – прошептала она. – Никогда! Вы ошибаетесь! – Она сжала кулаки. – Заберите это пророчество себе.
Банник пожал плечами, по-прежнему хитро улыбаясь.
– Заберите его себе! – верещала Марья. – Заберите…
Но банник уже перевел взгляд на Васю, и что-то жесткое сверкнуло в его горящих глазах.
– До конца Масленицы, – сказал он. – Мы все будем следить.
– Я не понимаю вас, – растерялась Вася. Она рассердилась из-за Марьи.
Но в углу уже было пусто. Банник исчез.
– Он мне не нравится, – испуганно сказала Марья. – Он сказал правду?
– Это пророчество, – медленно сказала Вася. – Оно может исполниться, но не так, как ты думаешь. – Вася заметила дрожащие губы девочки и потерянные темные глаза, поэтому тут же добавила: – Еще рано. Можем, прокатимся на коне?
– Да, – просияла Маша. – О, да, прошу. Пойдем.
Неуловимое головокружение дало Васе понять, что Марье не позволено скакать по улицам. Вася переживала, не ошиблась ли она. Но она помнила, как ребенком любила кататься с братом, подставляя лицо ветру.
– Пойдем, – решила Вася. – Не отходи от меня.
Они вышли из бани. Утро посветлело от дымчатого до светло-серого, и плотные голубые тени уже отступали.
Вася старалась идти уверенно, как мальчик, хотя это было не просто: Маша крепко держала ее за руку. Несмотря на свою пылкость, Марья покидала терем отца, лишь чтобы пойти в церковь – в окружении женщин ее матери. Даже выйти во двор без сопровождения было бунтом.
