– Она мне нравится, – сказала Марья, показав на гнедую.
Васе она тоже понравилась. В голове мелькнула безумная мысль – купить кобылицу? Когда она жила в Лесном Краю, она ничего не покупала. Но теперь в ее карманах была горсть серебра, и новая уверенность жгла ее сердце.
– Я хочу посмотреть ту кобылицу, – заявила она.
Погонщик с сомнением уставился на хилого мальчишку.
Вася с достоинством села и выжидательно посмотрела на него.
– Как скажете, господин, – пробормотал погонщик. – Сейчас.
Он вывел дрожащую гнедую кобылицу и поводил ее по снегу.
– Крепкая, – сказал он. – Третий год пошел, боевая. Любого героем сделает.
Кобылица подняла сначала одну ногу, затем другую. Вася хотела подойти к ней, погладить, рассмотреть ноги и зубы. Но ей не хотелось оставлять Марью одну на глазах у всех.
– Здравствуй, – сказала Вася кобылице.
Животное поставило ногу и навострило уши. Напуганная, но не глупая. «Здравствуй?» – неуверенно сказала она и потянулась носом к Васе.
Из арки ворот кремля эхом раздался стук копыт. Кобылица дернулась и почти встала на дыбы. Погонщик с руганью увел ее в загон.
«Вася», – позвал Соловей.
Девушка обернулась. Трое мужчин ехали по площади на крепких конях. Они двигались клином. На первом была круглая шапка, выглядел он элегантно и властно. «Челубей», – подумала Вася. Предводитель разбойников, выдающий себя за посла хана.
Челубей повернул голову; его лошадь уверенно шла под всадником. Затем три всадника развернулись и направились к загону с лошадьми. Челубей выкрикивал извинения на ломаном русском, пока они расталкивали толпу. Изумленные и рассерженные люди смотрели татарам вслед.
Солнце поднялось выше. Холодные белые огни засверкали на льду реки и отразились в драгоценностях наездников.
Вася закрыла Машу плащом.
– Сиди тихо, – шепнула она. – Нам нужно уходить.
Она подтолкнула Соловья в сторону ворот кремля. Маша молчала, хотя Вася чувствовала, как бьется сердце девочки.
Им стоило поторопиться. Три наездника умело разошлись, и внезапно Соловей был окружен. Жеребец яростно встал на дыбы. Вася успокоила его, крепко держа племянницу. Всадники управляли своими конями так мастерски, что люди зашептались.
Челубей ехал на своей коренастой кобыле с холодной улыбкой. Что-то в его легкомысленной властности напомнило Васе Дмитрия. В тот момент Челубей был так не похож на разъяренного разбойника во тьме, что она решила, что ошиблась.
– Спешишь? – спросил Челубей у Васи, изящно склонив голову. Его взгляд скользнул по Марье, наполовину скрытой и дрожащей под плащом Васи. Он изумился. – Не хочу тебя задерживать. Но мне кажется, я уже видел твоего коня.
– Я – Василий Петрович, – ответила Вася, склонив голову в ответ. – Я не знаю, где вы могли видеть моего коня. Мне нужно идти.
Соловей тронулся с места. Но люди Челубея схватились за мечи и преградили им путь.
Вася развернулась, стараясь выглядеть беспечно, хотя чувствовала, как растет ее страх.
– Пропустите меня, – велела она. Площадь замерла. Солнце поднималось быстро: вскоре на улицах города будет не протолкнуться. Машу нужно было вернуть в терем, и Васе было плевать на угрожающую улыбку татарина.
– Я уверен, – задумчиво сказал Челубей, – что уже видел этого коня. Я сразу его узнал. – Он притворился, что думает. – Ах да, – продолжил он, смахнув пылинку с рукава своего дорогого наряда. – Я вспомнил. В лесу, поздней ночью. Интересно, что тот жеребец был на свободе. Точь-в-точь как твой.
Большие темные глаза смотрели на Васю, и она поняла, что не ошиблась.
– Вы сказали, что было темно, – наконец, сказала Вася. – Сложно узнать коня, которого видел лишь раз в темноте. Должно быть, вы увидели чужого жеребца. Этот – мой.
– Я знаю, что видел, – возразил Челубей. Он жестко смотрел на нее. – Как и ты, мальчик.
Его люди подвели коней ближе. «Он знает, что я знаю, – подумала Вася. – Это предупреждение».
Соловей был крупнее и быстрее их коней: он смог бы прорваться. Но мужчины были вооружены луками, и к тому же с ней была Маша…
– Я куплю твоего коня, – заявил Челубей.
От удивления она ответила бездумно:
– Зачем? Он вас не понесет. Только я могу скакать на нем.
Татарин слабо улыбнулся.
– О, он меня понесет. В конце концов.
Марья негодующе буркнула из плаща.
– Нет, – ответила Вася так, чтобы люди на площади могли услышать ее. Гнев вел лишь к одному ответу. – Нет, я не продам его. Ни за что.
Ее ответ волной прокатился по торговым палаткам, и Вася увидела, как изменились лица торговцев: кто-то удивился, кто-то одобрительно закивал.
Татарин усмехнулся – и Вася с ужасом поняла, что он добивался такой реакции. Она только что дала ему идеальный повод занести над ней меч и позже извиниться перед Дмитрием. Но не успел Челубей сделал шаг, со стороны реки раздался громкий голос.
– Матерь Божья, – сказал он. – Неужели нельзя покататься по Москве без толп? Разойдитесь…
Улыбка Челубея угасла. Вася покраснела.
Касьян, одетый в зеленое, величаво шел сквозь толпу на своем огромном жеребце. Он оглядел Васю и татар.
– Захотели подразнить детей, господин Челубей? – поинтересовался он.
Челубей пожал плечами.
– Что еще делать в этой грязной дыре…Касьян Лютович, верно?
Что-то в легкости его ответа встревожило Васю. Касьян подъехал к Васе и холодно сказал:
– Мальчик идет со мной. Его ждет двоюродный брат.
Челубей оглянулся. Толпа притихла, но явно была на стороне Касьяна.
– Не сомневаюсь, – ответил он, поклонившись. – Когда захочешь продать его, мальчик, я буду ждать тебя с мешком золота.
Вася покачала головой, глядя ему в глаза.
– Лучше тебе согласиться, – тихо добавил татарин. – Тогда я забуду о нашем долге. – Он все еще улыбался, но в его глазах горела угроза.
– Пойдем, – нетерпеливо сказал Касьян. Его конь обошел других всадников и направился к воротам кремля.
Вася не знала, что на нее нашло. Сердито и ловко, с утренним солнцем, слепящим глаза, она погнала Соловья прямиком на коня ближайшего всадника. Один шаг, и мужчина понял, что она собиралась сделать. Он спрыгнул с проклятьями на землю, и через мгновенье Соловей пролетел над спиной его коня. Вася крепко сжимала Марью. Соловей приземлился, словно птица, и подбежал к Касьяну.
Вася обернулась. Мужчина уже поднялся, весь в грязном снегу. Челубей смеялся над ним с толпой.
Касьян ничего не сказал. Он молчал до тех пор, пока они не скрылись на грязной петляющей улице. Его первые слова предназначались вовсе не Васе.
