– Ты так похожа на нашу матушку, Васочка, – прошептала Ольга. – Я тебе говорила? – Ее лицо исказилось от очередной вспышки боли.
Вася не отпускала ее руки.
– Нет, – сказала она. – Ты никогда не говорила мне.
Губы Ольги побледнели. Тени делали ее глаза большими и стирали различия между сестрами. Ольга была целиком голой, Вася наполовину. Казалось, они вернулись в детство, до того, как мир встал между ними.
Боль накатывала и отступала, Ольга дышала и потела, кусала губы и заходилась в крике. Вася говорила с сестрой, забыв об их бедах. Был только пот и роды, боль, которая превозмогалась снова и снова. В бане становилось все жарче. Пар окутывал их потеющие тела. Женщины принимали роды почти в темноте, но ребенок до сих пор не появился на свет.
– Вася… – прошептала Ольга, облокотившись на сестру и задыхаясь. – Вася, если я умру…
– Ты не умрешь, – отрезала Вася.
Ольга улыбнулась. Ее взгляд бегал по комнате.
– Я постараюсь, – прошептала она. – Но… ты должна передать мою любовь Маше. Скажи ей, что мне жаль. Она будет злиться, не поймет.
Ольга замолчала, боль накатила вновь. Она больше не кричала, но звук подступал к горлу. Вася думала, что сестра сломает ей руки своей хваткой.
Теперь в комнате пахло потом и плодными водами. Черная кровь потекла между бедер Ольги. Женщины были лишь расплывчатыми потеющими очертаниями в паре. Запах крови мешал Васе дышать.
– Мне больно, – прошептала Ольга. Она сидела, задыхаясь, обмякшая и тяжелая.
– Будь смелой, – велела повитуха. – Все будет хорошо.
Ее голос был добрым, но Вася видела, как недобро она переглянулась с другой женщиной.
Внезапно Васин сапфир вспыхнул холодом в духоте бани. Ольга посмотрела за плечо сестры, и ее глаза расширились. Вася обернулась и проследила за ее взглядом. Из угла на них смотрела тень.
Вася отпустила руки Ольги.
– Нет, – сказала она.
– Я избавлю тебя от этого, – сказала тень. Вася знала этот голос, знала этот бледный, безразличный взгляд. Она видела ее, когда умирал ее отец, когда…
– Нет, – повторила она. – Нет… нет, уходи.
Тень молчала.
– Прошу тебя, – прошептала Вася. – Пожалуйста. Уходи.
«Раньше они умоляли меня, когда я ходил среди людей – рассказал ей когда-то Морозко. – Они молили меня, когда видели. Это кончилось плохо: лучше мне ходить тихо, лучше только мертвым и умирающим видеть меня».
Вася была проклята ясновидением. Морозко не мог скрыться от нее. Теперь настал ее черед молить. Женщины за спиной зашептались, но Вася видела лишь его глаза.
Она резко пересекла комнату и прижала ладонь к его груди.
– Прошу тебя, уходи.
Мгновенье она касалась тени, но потом его плоть стала настоящей, хоть и холодной. Морозко отшатнулся, словно ее рука ранила его.
– Вася, – сказал он. На его безразличном лице были чувства? Вася снова потянулась к нему с мольбой. Когда ее руки нашли его, он в тревоге замер, меньше напоминая кошмар.
– Я уже здесь, – молвил Морозко. – Я не выбирал.
– Ты можешь выбрать, – возразила Вася, шагнув к нему, когда он снова отодвинулся. – Оставь мою сестру. Пусть она живет.
Тень смерти почти подошла к измученной Ольге, сидевшей на стуле в окружении потных женщин. Вася не знала, что видели остальные. Возможно, они думали, что она говорит с темнотой.
«Он любил мать Васи, – говорили люди о ее отце. – Он любил Марину Ивановну. Она умерла, рожая Василису, и Петр Владимирович похоронил вместе с ней половину души».
Ольга завыла: вопль был тонким и пронзительным.
– Кровь, – услышала Вася. – Кровь…слишком много крови. Зовите священника.
– Прошу тебя! – крикнула Вася. – Прошу!
Шум в бане затих, и стены исчезли. Вася поняла, что стоит в лесу. Черные деревья отбрасывали серые тени на белый снег. Перед ней стояла Смерть.
Он был одет в черное. Глаза ледяного демона были бледно-голубыми, но глаза тени – его древнего странного Я – были похожи на воду, почти бесцветные. Он был выше и спокойнее, чем когда-либо.
Слабый задыхающийся крик. Вася отпустила руки Смерти и обернулась. Ольга выгибалась в снегу, полупрозрачная и окровавленная, обнаженная, мучительно сглатывающая дыхание.
Вася наклонилась и подняла сестру. Где они были? Там, где заканчивается жизнь? Лес и одинокая фигура, застывшая в ожидании… Вася уловила жаркую вонь бани, которая шла из деревьев. Ольга была горячей, но запах и тепло угасали. Лес был таким холодным. Вася крепко держала сестру: она пыталась передать ей все свое тепло – свою горячую яростную жизнь. Ее руки обжигали жаром, но украшение на груди отдавало холодом.
– Ты не можешь быть здесь, Вася, – сказал бог смерти, и нотка удивления закралась в его спокойный голос.
– Не могу? – воскликнула Вася. – Ты не можешь забрать мою сестру.
Она прижала к себе Ольгу, пытаясь найти путь назад. Баня все еще была здесь – вокруг них. Она чувствовала это. Но не знала, как вернуться.
Ольга обмякла у нее на руках. Ее глаза заволокло пеленой. Она повернула голову и выдохнула вопрос богу смерти:
– Что с моим ребенком? Что с моим сыном? Где он?
– Это девочка, Ольга Владимировна, – ответил Морозко. Он говорил без чувств и осуждения. Голос был тихим, ясным и холодным. – Вы не можете жить обе.
Его слова ударили Васю, как кулаки, и она сжала сестру.
– Нет.
С жутким усилием Ольга выпрямилась. Ее лицо лишилось цвета и красоты. Она отодвинула руки Васи.
– Не можем? – прошептала она.
Морозко поклонился.
– Ребенок не может родиться живым, – спокойно сказал он. – Женщины могут вырезать его из вас, или вы будете жить и родите его мертвым.
– Она, – еле слышно ответила Ольга голосом. Вася хотела что-то сказать и поняла, что не могла. – Она. Дочь.
– Как скажете, Ольга Владимировна.
– Пусть она живет, – сказала Ольга и протянула руку.
Вася не могла это вынести.
– Нет! – закричала она. Девушка схватила ее протянутую руку и обняла сестру. – Живи, Оля, – прошептала она. – Подумай о Марье и Данииле. Живи, живи.
Глаза бога смерти сузились.
– Я умру ради ребенка, Вася, – прошептала Ольга. – Я не боюсь.
– Нет, – выдохнула Вася. Морозко что-то сказал, но ей было все равно. Между сестрами пробежал поток любви, гнева и утраты: все исчезло и было забыто. Вася собралась с силами – и вытянула Ольгу обратно в баню.
Вася пришла в себя и потрясенно обнаружила, что стоит, прислонившись к стене бани. Ее руки покрывали занозы, волосы липли к лицу и шее. Толпа потных тел нависла над Ольгой, словно душила ее множеством рук. Среди них стоял человек в черной рясе. Он монотонно говорил последние слова, и его голос заглушал остальные. Копна золотых волос сияла во тьме.
