Она почти не слышала его.
– Я не уйду одна, – с трудом проговорила Вася. – Если я вернусь, то только с тобой. Ты погасишь пламя.
– Невозможно, – послышалось ей.
Но она не слушала. Силы почти оставили ее. Жар и горящий город почти исчезли. Вася поняла, что умирает.
Как она унесла Ольгу из этого места? Любовью, яростью, решимостью.
Вася вцепилась окровавленными слабыми руками в его плащ, вдохнула запах холодной воды и хвои. Свободы девственного лунного света. Она подумала о своем отце, которого не спасла. Подумала о других, которых еще могла спасти.
– Полуночница… – начала она. Она задыхалась, проговаривая слова. – Полуночница сказала, ты любил меня.
– Любил? – возразил Морозко. – Как? Я демон, я чудовище. Я умираю каждую весну и буду жить вечно.
Она ждала.
– Но да, – устало сказал он. – Я любил тебя, как мог. Теперь ты уйдешь? Живи.
– И я, – сказала Вася. – Я тоже любила тебя, по-детски, как девушки любят героев, которые приходят по ночам. Возвращайся со мной и покончи с этим.
Она сжала его руки, потянула из последних сил – со всей страстью, гневом и любовью – и вернула их обоих в ад, которым стала Москва.
Они лежали, запутавшись, в раскаляющейся грязи, и огонь приближался к ним. Морозко моргнул в красном свете и замер. На его лице было потрясение.
– Призови снег, – крикнула Вася в его ухо сквозь рев. – Ты здесь. Москва горит. Зови снег.
Казалось, Морозко не слышал ее. Он смотрел на окружающий мир с изумлением и долей страха. Вася все еще держала его ладони: они были холоднее, чем у живого человека.
От страха и напряжения Васе хотелось кричать. Она ударила Морозко по лицу.
– Услышь меня! Ты повелитель зимы. Призови снег!
Она обняла его за голову и поцеловала, укусила за губу, размазала свою кровь по его лицу, желая, чтобы он стал настоящим, живым, достаточно сильным для волшебства.
– Если они когда-то были твоими людьми, – выдохнула Вася ему в ухо, – спаси их.
Морозко посмотрел ей в глаза, и на его лице появилось немного понимания. Он встал – медленно, словно двигаясь под водой. Он крепко сжимал ее руку. Васе казалось, что лишь из-за ее хватки он все еще был здесь.
Огонь словно заполнил мир. Воздух горел, оставляя яд. Она не могла дышать.
– Прошу тебя, – прошептала Вася.
Морозко резко вдохнул, словно дым душил и его. Но когда он выдохнул, поднялся ветер. Ветер, похожий на воду, ветер на исходе зимы, такой сильный, что Вася пошатнулась. Но он поймал ее, не дав упасть.
Ветер усиливался и все дальше отгонял огонь от них.
– Закрой глаза, – прошептал Морозко ей на ухо. – Пойдем со мной.
Вася послушалась и внезапно увидела то, что видел он. Она была ветром, облаками на задымленном небе, пушистым снегом глубокой зимы. Она была ничем. Она была всем.
Сила скапливалась между ними, между ее вспышками осознания. «Нет волшебства. Вещи существуют. Или их нет». Она ничего не хотела. Ей было все равно, жила она или была мертва. Она могла лишь чувствовать. Надвигающуюся бурю, дыхание ветра. Морозко рядом с ней.
Что это, снежинка? Еще одна? Она не могла отличить снег от пепла, но что-то в шуме пожара изменилось. Нет… это был снег, и внезапно снегопад перешел в суровую зимнюю бурю. Снег шел все сильнее, и вскоре мир вокруг Васи стал белым. Снежинки охлаждали ее обожженное лицо. Они гасили огонь.
Вася открыла глаза и поняла, что снова стала собой.
Морозко отпустил ее. Снег размывал его черты, но Васе показалось, что он выглядел… робко, испуганно и удивленно.
Она поняла, что не может подобрать слова.
Поэтому девушка просто прижалась к нему и смотрела на снегопад. Ее опаленное горло болело. Морозко молчал. Но он замер, словно все понимал.
Они долго стояли, а снег все падал и падал. Вася смотрела на безумную красоту снежной бури, на угасающее пламя. Морозко тихо стоял рядом, словно чего-то ждал.
– Прости меня, – наконец сказала Вася, хотя не понимала точно, за что извинялась.
– За что, Вася? – Морозко прикоснулся пальцем к ее шее, где когда-то висел талисман. – За это? Тот камень нужно было разрушить. Ледяные демоны не могут жить, и время моей силы прошло.
Снегопад утихал. Вася повернулась к нему и поняла, что ясно видит его.
– Ты сделал украшение, как Кащей? – спросила она. – Чтобы вложить свою жизнь в мою?
– Да, – ответил он.
– И ты хотел, чтобы я любила тебя? Чтобы моя любовь помогла тебе жить?
– Да, – сказал он. – Эта любовь девушек к чудищам не угасает со временем. – Он выглядел уставшим. – Но все остальное… я не предполагал.
– Что?
Бледные непостижимые глаза смотрели на нее.
– Думаю, ты знаешь.
Они молча смотрели друг на друга в недоверчивой тишине. Наконец Вася спросила:
– Что ты знаешь о Касьяне и Тамаре?
Морозко вздохнул.
– Касьян был князем далекой страны. Он был одарен ясновидением и хотел изменить мир на свой лад. Но некоторые вещи не мог контролировать даже он. Касьян полюбил женщину, и когда она умерла… он молил меня сохранить ей жизнь.
Морозко замолчал, и в холодной тишине Вася поняла, что случилось с Касьяном дальше. Ей невольно стало жаль его.
– Это было давно, – продолжил Морозко. – Я не знаю, что с ним произошло, потому что он смог отделить свою жизнь от плоти, чтобы отогнать меня. Он забыл, что смертен, и поэтому не умирал. Тамара жила со своей матерью. Говорят, Касьян однажды пришел к ним, чтобы купить коня. Он и Тамара полюбили друг друга и сбежали. Затем они исчезли. Пока Тамара не появилась одна в Москве.
– Откуда была Тамара? – напряженно спросила Вася. – Кто она?
Морозко хотел ответить – она поняла это по его лицу. Позже она часто думала, как бы изменилась ее жизнь, если бы он ответил. Но в тот миг прозвенели колокола монастыря.
Казалось, звук ударил Морозко так сильно, словно он мог распасться на снежинки и улететь с ветром. Он задрожал и не ответил.
– Что происходит? – спросила Вася.
«Талисман разрушен, – мог сказать он. – Ледяные демоны не могут любить». Но он этого не сказал.
– Рассвет, – с трудом проговорил Морозко. – Я больше не могу жить в Москве под солнцем, когда миновала середина зимы, когда звенят колокола. Вася, Тамара…
Колокола зазвенели вновь, и он замолчал.
– Нет. Ты не можешь исчезнуть. Ты бессмертен, – сказала Вася. Она потянулась к нему, обняла за плечи и неожиданно поцеловала его. – Живи, – попросила она. – Ты сказал, что любил меня. Живи.
