— Значит, в курсе. Надеюсь, вы понимаете, что это не замыкание проводки и случайное возгорание?
— У меня нет данных о причинах пожара, в котором сгорела семья моего боевого товарища.
— Соболезную. Но это не случайность, не халатность, не замыкание.
— У вас есть информация?
— Нет, но я знаю, клуб подожгли.
— Позвольте узнать, откуда?
— Я чувствую это, Роман Владимирович. Это продолжение истории со мной.
— Понимаю вашу тревогу, но советую успокоиться. Сейчас рано делать какие-либо выводы, и я, честно говоря, не вижу никакой связи между событиями, имевшими место с вами, и пожаром в Доме отдыха.
— Скажите, вы можете узнать, как будет проходить следствие? Через того же Бориса Борисовича?
Уланов ответил:
— Но у вас, насколько мне известно, хорошие отношения с генералом Петровым. Он будет знать куда больше, чем Гарин.
— Нет. Должность начальника УВД, конечно, высокая, но в большей степени политическая. Заместители же, особенно первый, коим назначен Борис Борисович, непосредственно занимаются правоохранительной деятельностью. Именно они докладывают генералу о тех или иных ситуациях.
— Я ничего не обещаю, будет возможность, узнаю, если не засекретят. В общем, обо всем, что можно, сообщу.
— И помните, пожалуйста, с двадцать шестого числа вы приступаете к работе у меня.
— У меня хорошая память, Аркадий Анатольевич.
— Еще раз прошу принять соболезнования по поводу гибели семьи вашего товарища, до свидания.
— До свидания.
Отключив телефон, Уланов вновь закурил. Доставая сигарету, с удивлением обнаружил, что с вечера выкурил всю пачку. И не заметил.
В госпиталь Уланов приехал на такси. Удостоверение старшего офицера спецназа открыло перед ним все двери. Более того, майор-врач сам провел его в палату, где находился Игнатьев. Это была двухместная палата. Второй больной, подполковник-летчик, по приходе Уланова деликатно вышел, шепнув:
— Плох он.
Уланов присел на кровать летчика.
Игнатьев лежал и смотрел в потолок.
Роман подумал, может, вкололи такие препараты, что Игнатьев ничего не осознает? В прострации находится? Но нет, капитан повернул голову:
— Рома?
— Я, Влад.
— Вот и свиделись.
— Мы виделись в Доме отдыха.
— Да? Не помню. Значит, ты знаешь, что Соня и Даша погибли?
— Знаю, Влад, держись.
— Как, Рома?
— Собери всю волю и держись.
— Стараюсь, а они перед глазами стоят. Почему их не спасли?
— Не знаю, старик.
— Судьба, значит.
Уланов, подумав, решился все-таки спросить:
— Как, по-твоему, Влад, клуб загорелся от замыкания проводки или…
Игнатьев, не задумываясь, ответил:
— «Или», Рома!
— Ты что-то знаешь, чего не знает следствие?
— Да.
— Со мной поделишься?
Капитан рассказал о подозрительной троице, вылезавшей из клуба накануне пожара, о мужчине в коридоре и о моторке на реке.
— Звук мотора был слабым, едва слышным, но я услышал.
— Значит, Влад, в номере двадцать шестом женщина приняла четырех мужчин?
— Да. Симпатичная женщина, вот только глазки бегали.
— Значит, пятеро как минимум находились в двухместном номере?
— Да.
— И они были в клубе накануне пожара?
— Трое из них с пустыми рюкзаками. Спрашивается, что они там делали? Ответ, по-моему, очевиден — готовили возгорание.
— Ты их потом видел?
— Нет!
— А опознать сможешь?
— Конечно. Странный вопрос для офицера спецназа.
— Странно, Влад, другое, пять человек в одном номере.
— Согласен. А еще странней, что до этого трое из них были в пустом клубе.
— Да. Ты сможешь поговорить с одним человеком?
— Кто такой?
— Мой друг, начальник криминальной полиции области. Мы вместе с ним обезвредили банду с отравляющим веществом и раскрыли дело по захвату земель.
— Слышал. Ребята говорили. Если он твой друг и вы вместе работали, поговорю.
— Если я вызову его сейчас, ты не против?
— Нет. Хуже всего сейчас для меня оставаться одному.
— Я тебя понял.
Уланов достал сотовый, набрал номер Гарина:
— Боря? Ты слишком занят?
— Уже нет, прибыл старший следователь по особо важным делам, он принял руководство.
— Я у Игнатьева.
— Как он?
— Держится. И рассказывает очень интересные вещи. Подъезжай, послушаешь. Думаю, это поможет нам установить истину.
— Нам?
— А ты что, хочешь, чтобы после произошедшего с семьей моего товарища я смотрел на это со стороны? Плохо ты меня знаешь.
— Значит, опять, как с отравой и снайпером?
— Да.
— Хорошо. Местные пригнали сюда машину, я выезжаю. Да, в какой вы палате?
Уланов спросил у друга:
— Какая тут палата?
— Триста двенадцатая.
— Триста двенадцатая, Борь. Корпус «А».
— Палата триста двенадцатая, корпус «А», буду!
— Ждем!
Роман сообщил о разговоре с Игнатьевым полковнику Смолинскому.
Моторная лодка причалила там же, откуда выходила вверх по течению. Ушаков и Чуйко вытащили ее на берег, сняли мотор, скамейки, открыли клапана. Воздух со свистом вырвался из резервуаров. Они и не подозревали, что их видят. А видел их все тот же неугомонный житель Луговой Иван Петрович Скрябин. Вечерняя проверка сетей не дала нужного результата, в рюкзаке старика лежала мелочь, в основном подлещики, язь, окунь.
Он спрятал свою лодку в тот момент, когда услышал звук мотора. Прошел до бухты, залег. Было интересно старику, что это за люди такие шастают по реке. И не рыбаки, и не отдыхающие, сторонятся людей.
Ушаков забрал мотор, все остальное взял Чуйко, вышли на поляну, присели.
Рядом в кустах неслышно устроился старик.
— Ну, что, Степа? — спросил один из «гостей». — Дело сделано?
— Хорошо, что все прошло по плану. Интересно, как там отработают Дабиев со своими.
— А мне неинтересно. Хоть и повяжут всех, свою долю мы получим.
