– Нет, – отвечаю я.
Она не хмурится и не отступает подальше, а делает шаг навстречу. Я чувствую запах бутербродов с ветчиной и медицинского спирта. У нее отличные сиськи.
– То есть ты меня не знаешь?
– Извини, нет.
– Тогда какого черта на меня пялишься?
– Понятия не имею, – отвечаю я (интересно, что сказал бы Ники). – Просто захотелось.
Подъезжает состав. Она сверлит меня своими крохотными пронзительно-зелеными глазками. Мимо нас снуют озабоченные женщины, торопящиеся зайти в вагон и выйти из вагона, а мы стоим друг напротив друга, как двое животных. У нее тоненькие брови и длинные накрашенные ногти. Полная твоя противоположность – что мне и надо. Я никогда ее не полюблю, однако для тренировки подойдет. Она заговаривает первой:
– Кто надрал тебе задницу?
– Попал в аварию.
– В аварию? – Она фыркает. – Смешно.
– На меня напали.
– Ты еще даже моего имени не знаешь, а уже врешь?
– Просто захотелось.
Ники понравился бы мой ответ.
– А если я не знакомлюсь с лжецами?
– Значит, тебе не повезло.
– Что за хрень?
– Да брось, – отмахиваюсь я и беру быка за рога. – Если б мы сидели пьяные в темном баре, ты не возражала бы.
Ее зовут Карен Минти, она закусывает подкрашенную губу и выдает:
– Если б у твоей бабушки были яйца, она была бы твоим дедушкой.
Ровно в эту секунду Карен Минти решает переспать со мной, и я это вижу. Она как раскрытая книга, не то что ты. Идеальная «кошка». Отрабатываю программу-минимум: угощаю ее выпивкой в каком-то стремном баре, где молокососы тянут пиво из банок. Ты бы в жизни не пошла в такое место, а ей нравится. Она сама меня туда притащила. Потом моя очередь, и я веду ее в одно злачное местечко на Хаустон-стрит, которое точно приведет ее в восторг. По дороге выясняется, что она и вправду из Лонг-Айленд-Сити, и в остальном я оказываюсь прав: она пищит от восторга. Пьет «отвертку» и мелет дикую чушь, которую ты никогда не сказала бы.
– Ни за что не догадаешься, откуда я узнала про этот коктейль. Его обожает Лео Ди Каприо. Точно.
– Знаешь, почему в больницах так жутко кормят? Хотят, чтобы вы поскорее сдохли. Точно тебе говорю, Джо. Это ж двойная экономия: на самой жратве и на заработной плате. Когда мало пациентов, не надо платить сверхурочные.
– У меня было предчувствие, что я кого-то сегодня встречу. Черт! Зачем выболтала? Проклятая водка… Джо, я как знала. И тут ты! – Она смачно рыгает. – Это надо снять, Джо.
– Рубашку?
– Бинт.
Пытаюсь отодвинуть руку, но она по-хозяйски ее хватает. Хватка, надо сказать, неожиданно крепкая.
– Побереги силы, Джо, они тебе еще понадобятся, – шепчет она мне в ухо и сдергивает бинты. Я даже поморщиться не успеваю, как она влепляет мне поцелуй. Губы у Карен Минти тоже сильные.
Когда мы вваливаемся в вагон метро, думаю, уже ни один из нас не понимает, куда мы едем. Каким-то чудом мне удается отлепить ее от себя на платформе, где мы сосались черт знает сколько времени. Каким-то чудом вагон пустой: ни шлюх, ни бездомных, ни бандитов. Карен Минти вылизывает мне все лицо, не исключая шрамов, и язык у нее острее, чем у тебя. Я сдираю с нее медицинскую форму, стринги. Она запрыгивает на меня, и мы трахаемся, как кролики, в вагоне метро в четыре часа утра. Когда Карен Минти кончает, она орет: «Да, Джо, давай, кончай в меня!» Вонзает свои когти мне в спину, закатывает глаза и не расцепляет ноги, не слезает с меня, даже когда мы заканчиваем. Я крепко сжимаю объятия и хочу, чтобы на ее месте была ты. Она сует свой острый язычок мне в горло, потом отлепляется и заявляет:
– Люблю тебя.
Я не знаю, что ответить. Она принимается смеяться, спрыгивает с меня и заворачивается в мое пальто.
– Ну и лицо у тебя, Джо! Успокойся, я пошутила.
– Знаю.
– Мы ведь даже незнакомы как следует.
– Знаю.
Удивительно: она не отстраняется, а прижимается ко мне. Я смотрю на наше отражение в окне. Оно то появляется, то исчезает вслед за мелькающими фонарями в тоннеле. Сегодня впервые за долгое время я буду спокойно спать ночью, а утром Карен Минти приготовит мне яичницу и сделает минет. Может, конечно, коктейли сыграли свою роль, но ее губы не врут. Она любит меня. А мне нужна помощь, Бек. Не просто, знаешь ли, ждать, пока ты объявишься. И когда этот момент наконец настанет, я должен быть безупречен.
Думаю, я самый прилежный пациент доктора Ники. Едва получил задание, как сразу подобрал бродячую кошку.
* * *
Когда на следующий день я прихожу в магазин, меня мутит от похмелья и непрожаренной яичницы. Карен Минти старалась как могла, но готовить по пьяни все-таки не стоило. При расставании я сказал ей, что мне было хорошо. А она заявила, что навестит меня в магазине. Я не просил ее, Бек! А тут еще Итан, который, как всегда, приперся пораньше и начал до меня докапываться.
– Джо, ты простудился? Или просто натренькался?
Откуда он выкопал это мерзкое слово – «натренькался»? Я отпираю дверь. Будь у меня своя практика, как у Ники, не пришлось бы терпеть всяких идиотов вроде Итана. Отправляю его в отдел художественной литературы делать подборку «Рекомендуем прочитать», включаю музыку и… получаю по мозгам – играет You Are Too Beautiful из «Ханны и ее сестер». Выдергиваю шнур из розетки. Черт! Я изменил тебе. Я изменил нам.
Голова раскалывается. Звенит дверной колокольчик. Я зажмуриваюсь. Меня мутит от любого шума, особенно если его производит та, которую я только что трахал, – Карен, мать ее, Минти. Хочу сигануть с моста или перерезать себе вены. Однако у нее в руках два дымящихся стакана с кофе из «Старбакс», а я смерть как его хочу.
– Не знаю, что вы любите, – она пожимает плечами и ставит тяжелый бумажный пакет на прилавок, – поэтому взяла все.
Итан выползает из-за стеллажей. И Карен Минти тут же берет его в оборот:
– Ты Итан, так? Джо много о тебе рассказывал.
Сколько же я вчера выпил? Итан аж светится от радости, что я болтаю о нем со своими телками, и пускает слюни на Карен Минти. А та уже и здесь расположилась по-хозяйски и деловито интересуется:
– Ты с чем пьешь кофе, Джо?
Отвечаю, что ничего не надо. Она закатывает глаза, подмигивает мне и кричит:
– Эй, Итан?
Тот аж подпрыгивает, несется назад сломя голову и подобострастно сообщает ей, что я люблю черный, с двумя кусочками сахара, а он – «со сливками и стевией, или трувией, или сукралозой, или, на худой конец, любым коричневым сахаром в пакетиках, только не с аспартамом».
Все это время Карен Минти смотрит мне в глаза и думает, что отныне будет приносить мне кофе, пока смерть не разлучит нас. Но я люблю тебя, а не ее. Она – одна из многих.
