— Вы можете объяснить суду, что это было такое? Начните с коробочки на лбу.
— Их называют филактериями, — сказал Джеймс. — В коробочке находятся тексты из Торы, евреи надевают их каждое утро, когда молятся. Кроме шабата.
— А кисти? — Тон у прокурора был самый доброжелательный.
— Это самая важная деталь одежды ортодоксальных евреев, они их носят с рождения.
«Наш Джеймс отлично подготовился», — подумал я. Он перечислил три неопровержимых доказательства принадлежности к иудаизму.
— Благодарю вас, мистер Тернкасл, — сказал прокурор.
Я нашел глазами Люси. Она категорично мотала головой. У Мэтью на лице застыла гримаса отвращения, а Сьюзен опустила голову — будто она не хотела больше ничего видеть и слышать.
— Изменились ли ваши отношения с обвиняемым после того, как вы это обнаружили? — мягко направлял прокурор Джеймса.
— Да, сэр, — сказал Джеймс. — Но я не знал, как поступить. Я хотел сказать ему, что ничего плохого в том, что он еврей, нет, но он не должен это скрывать. Я понимал, что если об этом станет известно в школе, его уволят, но мне казалось, что обманывать нельзя.
— Вы когда-нибудь пытались об этом поговорить?
— Я боялся, — сказал Джеймс. — Я понимал, чем ему придется заплатить, если все раскроется.
— Так что вы держали это при себе?
— Нет, — сказал Джеймс. — И это самое ужасное. Я доверил эту тайну Джорджу. Джорджу Тилбери. — Его голос очень убедительно дрогнул, когда он произносил имя погибшего мальчика, и я подумал, каким же законченным лжецом оказался Джеймс. Насколько мне известно, он никогда не был другом Джорджа. Собственно, кроме той встречи у моего кабинета я никогда не видел их вместе. Кто же помогал Джеймсу готовиться к выступлению в суде? Кто так тщательно с ним отрепетировал его показания? Кто подсказывал, где нужно сделать паузу, где должен дрогнуть голос, как напустить на себя печальный вид? Если бы я сумел вычислить режиссера, я бы смог найти ключ к этой лжи и раз и навсегда доказать свою невиновность.
— Не торопитесь, — говорил прокурор, — я понимаю, как вам тяжело. Расскажите, что сказал Джордж, когда вы с ним поделились.
— Он пришел в ужас. Точно как я, — сказал Джеймс. — Но он тоже не хотел говорить с сэром Альфредом. Но, как и я, считал, что это нельзя скрывать. Поэтому он хотел рассказать отцу, чтобы отец этим занялся.
— И что вы сделали? — спросил прокурор. — Я вас не тороплю.
— Я очень хорошо относился к сэру Альфреду, — сказал Джеймс. — Он был мне как отец.
И снова голос дрогнул. Этот мальчик — талант, определенно, талант.
— Я подумал, что лучше его предупредить. По крайней мере, это я мог сделать. Я пришел к нему в кабинет и сказал, что ему надо уволиться, так или иначе все раскроется. Джордж об этом позаботится.
И тут Джеймс заплакал. Не знаю, откуда он взял слезы, но получилось весьма убедительно.
— Я думаю, — через силу выговорил он, — не упомяни я о Джордже, он был бы жив. Это все я виноват.
Тут он разрыдался окончательно.
И тогда вступил судья. Он объявил перерыв на обед и сказал, что заседание возобновится в два часа.
Когда он ушел, меня увели вниз, в крохотную комнатку. Мне принесли еду, а вскоре появился Саймон.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— А вы как думаете? Мальчишка лжет.
— Он выдаст себя, не беспокойтесь, — сказал Саймон. — А если ничего другого не останется, я его выведу на чистую воду.
— Что еще он может наплести?
— Не знаю, — сказал Саймон. — Не знаю, что припасли мои ученые друзья. Но никто и слову из всего этого не поверит.
Но Саймон, как мне показалось, говорил не слишком уверенно. В его голосе слышались нотки сомнения.
— Ешьте обед, — сказал он. — Увидимся в суде.
Он явно спешил уйти, а я не мог придумать никакого вопроса, чтобы его задержать. Вернее, у меня было слишком много вопросов. Чересчур много. Но я понимал, что ответов на них нет. Я боялся возвращаться в зал суда. Боялся новых обвинений и сфабрикованных доказательств. Потому что я был бессилен. Я мог только яростно мотать головой.
Но довольно скоро за мной пришли, и я снова оказался на скамье подсудимых. Я боялся, что теперь уже выгляжу не невиновным, а напуганным, и могут счесть — раз я боюсь, значит, виновен.
Когда суд снова собрался, Джеймс вернулся на прежнее место.
— Мистер Тернкасл, чувствуете ли вы в себе силы продолжать давать показания? — заботливо спросил прокурор.
— Да, сэр.
Я понял, что за все это время Джеймс ни разу не взглянул в мою сторону. Я хотел поймать его взгляд, понять, как быстро он отведет глаза, продолжая изливать потоки лжи. Так что я уставился на него, рассчитывая, что он обернется ко мне и сам ужаснется своему предательству. Но он был слишком труслив. Он все время смотрел на прокурора, время от времени поглядывал на присяжных, чтобы убедить их в своей искренности.
— Вы разговаривали с обвиняемым в его кабинете, сказали вы, — продолжил прокурор. — В какой день это было?
— Это было второго апреля. Я запомнил, потому что мне в тот день исполнилось семнадцать лет.
Впервые за все это время он сказал правду. Второго апреля у него действительно был день рождения. Но не было ни одной открытки, ни одного подарка. Никто не подал знака, что о нем помнят. Но Люси об этом не забыла. Она подарила ему томик Шекспира в кожаном переплете. Об этом он, разумеется, не упомянул. Ему основательно промыли мозги.
— Второго апреля, — повторил прокурор. — И вы предупредили обвиняемого, что Джордж Тилбери расскажет обо всем своему отцу. Вы просили его уволиться. Что произошло потом?
— Он сказал, что в этом нет необходимости, — ответил Джеймс. — Сказал, что все будет в порядке, главное, чтобы я держал рот на замке. Тогда я спросил: «А как же Джордж?» И он опять сказал, что все будет в порядке. Я напомнил ему, что отец Джорджа член кабинета министров, а он ответил, что беспокоиться не о чем.
— Как он выглядел, когда говорил это? Как он себя вел?
— Он явно нервничал, — сказал Джеймс, — и попросил меня уйти. Сказал, что у него дела.
— Какие дела? — со значением спросил прокурор.
— Не знаю, — ответил Джеймс.
— И чем вы занимались потом?
— Ничем, — сказал Джеймс. — Я старался об этом не думать. Позже я встретил Джорджа, но ничего ему не рассказал. Я надеялся, что все утихнет и как-то обойдется. На следующее утро я видел Джорджа за завтраком, но все равно ничего не сказал. После завтрака Джордж пошел в свой в класс, а я в свой. За обедом мы не встретились, потому что я опоздал. Мне нужно было кое-что сделать для мистера Эклза. А после обеда, около двух, я проходил мимо дома сэра Альфреда, он как раз шел к своей машине. Я удивился, увидев рядом с ним Джорджа. Сэр Альфред приобнимал Джорджа за плечи. Они о чем-то вполне дружелюбно беседовали. Так что я нисколько не забеспокоился. Я подумал, что сэр Альфред решил все ему объяснить. Потом они сели в машину и уехали.
