Знакомый психиатр представил ее сотрудникам центра социальной помощи в Девоне. Она приехала в центр и сказала, что занимается исследованием реабилитационных мероприятий для психических больных. Призналась, что она адвокат, и сказала, что хотела бы заниматься делами, связанными с психическим здоровьем. Ее пригласили вместе с одним из сотрудников центра посетить клинику, где находился Джеймс. Это была единственная психиатрическая лечебница в округе, так что в другую ее и не направили бы, этого она могла не опасаться. Приехав в клинику, она не упоминала имени Джеймса и старалась задавать вопросы общего порядка. Поэтому она ознакомилась с историями болезни нескольких пациентов и в следующие приезды общалась с теми, про кого имела информацию. Она приезжала каждую неделю и только на пятый раз будто бы случайно включила в свое исследование и Джеймса. В его карте было написано, что он страдает депрессией. Родственники не интересовались его состоянием, только его тетя, которая жила неподалеку, однажды навестила его, других посетителей у него не было. Он поступил в клинику добровольно и не выказывал ни малейшего желания выписаться. Когда же ему это предложили, он попытался покончить собой. Он ежедневно встречался с психотерапевтом, но держался замкнуто и на контакт не шел. Изредка у него случалась истерика, которая заканчивалась так же быстро, как и возникала.
Ребекка спросила у одного из медбратьев, может ли она поговорить с Джеймсом.
— Желаю удачи, — усмехнулся он. — Только говорить в основном придется вам.
Ее отвели к нему в палату.
— Джейми, милый, к тебе гости, — крикнул с порога медбрат. Ребекка вошла и закрыла за собой дверь.
Увидела она только его спину. Джеймс сидел в кресле, развернутом к окну. На слова медбрата он не откликнулся. Для человека, которого никто не навещает, он был до странности нелюбопытен. Головы не повернул, даже не пошевелился. Ребекка подошла к нему, встала сбоку, представилась, объяснила, зачем пришла. Она старательно не употребляла словечек из жаргона социальных работников — знала, как это отталкивает.
— Я хотела с вами побеседовать, — сказала она.
— Валяйте, — пробормотал он, не двинувшись с места.
Она смотрела на его профиль. На его лице застыло выражение глубокой меланхолии, и ей стало его жалко. Она очень осторожно начала его расспрашивать. Он очевидно не хотел вступать в контакт. Назвал только имя и возраст и решил, что этого более чем достаточно. А затем развернулся в кресле, оказавшись к ней спиной. Так он дал понять, что беседа окончена. Она спросила, можно ли ей прийти еще, но ответа не получила.
Но Ребекка не сдавалась. Она взяла на работе отпуск на две недели, поехала в Девон, сняла совсем рядом с клиникой номер в гостинице, чтобы ходить к Джеймсу каждый день. Персонал клиники запомнил ее, ее пускали беспрепятственно. Для проформы она посещала и других пациентов, но большую часть времени проводила с Джеймсом. Вопросов она ему уже не задавала. Просто разговаривала с ним, рассказывала истории про свою работу, про самые интересные дела, которые вела. Время от времени она спрашивала его мнение или даже просила совета, и постепенно Джеймс стал оттаивать. К концу второй недели монологи сменились некоторым подобием диалогов, и ей казалось, что Джеймсу даже нравятся их беседы.
Настал последний день ее отпуска. Они сидели у эркера в общей гостиной, и, рассказывая очередную судебную историю, Ребекка решилась упомянуть имя Дрейфуса.
Время было послеобеденное, тихое. Старушка вязала бесконечный шарф, который уже вился вокруг ее ног, и в тишине слышалось только позвякивание спиц, когда она спускала и подхватывала петлю. В вазе на столе мирно стояли розы. Все вокруг словно замерло. Но тут вдруг ваза ударилась Ребекке в плечо, шипы оцарапали ей щеку, у ног ее расплескалась лужица зеленоватой воды с осколками стекла. Джеймс стоял у окна, расставив ноги, рука его так и замерла в броске. И он вопил. Дикий крик рвался из его глотки. Стих он, только когда Джеймсу нужно было перевести дыхание, и тут же понесся снова. Это была сирена, подававшая сигнал бедствия. Ребекка глядела на него, видела, как напряглись на его полусогнутой руке мускулы. Она хотела приблизиться к нему, но его ярость била через край, и она боялась, что он убьет ее — такой ужас это имя в нем всколыхнуло. Она молча наблюдала, как два медбрата пронеслись мимо нее, осторожно подхватили его под руки и увели в палату. Она проводила их взглядом, слушая, как отчаянный вопль постепенно стихал, пока не смолк окончательно.
Ребекку трясло — ответственность за случившееся легла на нее тяжким бременем. Она понимала, что сломала его, одним-единственным словом добилась того прорыва, который не случился за месяцы лечения. Она села, осторожно потерла оцарапанную щеку. В гостиной стояла тишина. Вспышка Джеймса, похоже, не произвела никакого впечатления. Она прикрыла глаза и снова услышала его крики, и хотя Джеймсу уже вкололи успокоительное и он затих, эти крики все еще звенели у нее в ушах. Она думала о том, помог ли ему укол забыть имя Дрейфуса или же Джеймс проснется с ним на пересохших губах. И тут кто-то довольно грубо тронул ее за плечо. Она подняла голову и увидела незнакомую медсестру.
— Вас вызывают, — сказала женщина сурово, и Ребекка поняла, что ее будут ругать.
Заведующая ждала ее. Она сразу перешла к делу.
— Мы полагаем, вам не следует больше навещать мистера Тернкасла. Очевидно, что вы его тревожите. Кто знает, какой вред вы ему причинили.
Ребекка разозлилась. Эту женщину нисколько не интересовало, из-за чего Джеймс вдруг начал вопить. Она просто хотела избавиться от той, из-за кого это случилось. Но Ребекка уселась на стул, всем своим видом давая понять, что уходить не намерена.
— А вы не хотите узнать, что послужило поводом? — спросила она.
— Я знаю только, что ваши посещения его тревожат, — сказала заведующая, — и мне этого достаточно. А теперь я попрошу вас уйти.
— Вы правы, — сказала Ребекка. — Я действительно растревожила Джеймса. Но я думаю, что это привело к важному прорыву. Я хочу поговорить с его врачом.
Заведующая окинула ее презрительным взглядом.
— Увы, это невозможно, — сказала она. — Вы ему даже не родственница. Несколько недель вас пускали сюда беспрепятственно. Мы предоставили вам свободу действий. Теперь этому конец. Вас сюда больше не пустят.
— Я не уйду, пока не поговорю с врачом, — заявила Ребекка, закинула ногу на ногу и уселась поудобнее.
Некоторое время обе молчали. Ребекка достала из портфеля ручку и блокнот и начала писать. Писала она что-то несущественное, но заведующая поняла: Ребекка уходить не намерена. Молчание так и длилось, но когда Ребекка открыла новую страницу блокнота, заведующая поняла, что пора что-то предпринять. Она позвонила по телефону и попросила пригласить доктора Филда к ней в кабинет. Положив трубку на рычаг, она сказала:
— Должна отметить, что это противоречит всем нашим правилам.
Ребекка не стала отвечать. Смысла сыпать соль на раны не было.
