— Может, это чувство как-то связано с мелодией?
— Я и забыл про нее, — пробормотал Пэттон и попросил: — Летите без меня.
— Слабак, — фыркнула Суфи и приказала: — Подбери сопли, не то в жабу превращу! Будешь прыгать по болотам, пока тебя не поцелует красавица. Или пока не сожрет цапля, что, в принципе, почти одно и то же!
Страх тоже неплохо разгоняет меланхолию и сожаления о том, что могло бы быть. Мысли типа «А что, если бы?..» вытесняются яркими образами того, как ты зигзагами прыгаешь по болоту, спасаясь от здоровенной голодной птицы.
— В словах Освальта что-то есть, — заметил Морган. — Я настолько привык к этой мелодии, что попросту перестал ее замечать.
— Нужно найти источник, — кивнула ведьма.
Движение возобновилось. Летели молча, говорить не хотелось. Все чувствовали себя подавленными и уставшими. Но время шло, и Морган неумолимо подгонял ковер. Инстинкт гнал его вперед, инстинкт, напоминающий о том, как сильно он любит красивую зеленоглазую ведьму с рыжими волосами.
Сопротивляться магии — задача не из простых. Прошло не более часа, а Морган с товарищами чувствовали себя так, словно несколько дней кряду летели на грифонах. Но когда перед ними появилась изможденная женская фигурка, прикрытая лишь длинными черными волосами, все немного оживились. Девушка сидела с низко опущенной головой, так, что лица было не рассмотреть, и играла на лютне. Знакомая мелодия проникала в каждый уголок души, заставляя снова и снова сожалеть о несбыточном.
— Как-то это странно, — подал голос Пэттон, вспомнив, что очень не любит магию. — Откуда она тут?
— Это та чародейка, про которую вы говорили? — осторожно спросил Морган, на всякий случай не делая резких движений.
Суфи покачала головой.
— Эжени ведьма, она рыжая.
— Может, ее заколдовали? — влез в разговор испуганный Пэттон.
Суфи несколько секунд сосредоточенно всматривалась в играющую на лютне женщину, затем зевнула и отрицательно покачала головой.
— Как она тут живет? — спросил Освальт. — Сейчас пещеру освещает заклинание, но в остальное время здесь кромешная тьма. Воздух затхлый, значит, выхода поблизости нет. Чем питается? Почему одна? Почему голая?
— Предлагаю подлететь поближе и присмотреться, — предложил Освальт. — Вряд ли одна голая женщина может быть сильнее нескольких демонов.
Возражений не нашлось, поэтому Морган приказал ковру снижаться, а Суфи посадила метлу. Путники подошли к играющей женщине и попытались заговорить, но та продолжала играть. Суфи отчаянно зевала. С каждым новым зевком ведьма опасалась, что свернет себе челюсть.
Потом невозможно было вспомнить, кто же сел на пол пещеры первым. Никто не помнил, как садился. Все вспоминалось урывками, словно сквозь туман: кто-то помнил, как они сидели, кто-то — как ведьма зевала, как уснул Пэттон… Дальше был провал.
Зато проснулись внезапно, как от толчка. И одновременно. По пробуждении демонов и ведьму ждало пренеприятнейшее открытие, тонко подмеченное Пэттоном:
— Нас связали!
— Не может быть! — саркастично воскликнула Суфи. — Как ты догадался?
Их связали попарно — спина к спине. Освальта и Моргана, Суфи и Пэттона. Демоны попытались разорвать странную, тонкую и липкую, но очень прочную веревку. Однако усилия не увенчались успехом.
— Бесполезно, — резюмировал Морган, — Суфи, может, у вас что-то получится?
— Я даже не знаю, какое заклинание тут поможет…
Ведьма нахмурилась, пытаясь хоть что-то придумать.
— Вы это слышите? — внезапно спросил Освальт.
Все замерли и прислушались. Сначала звук был похож на шуршание, затем царапанье, постепенно переросшее в мелкое перестукивание.
— Что это? — шепотом спросил Пэттон.
Ответ выскочил в поле зрения пленников и на мгновенье замер, затем пополз дальше, перебирая десятью длинными мохнатыми ногами. Морган и Освальт видели это создание сбоку, Суфи сидела к нему лицом, а привязанный к ней Пэттон смотрел на стену и был лишен счастья лицезреть то, что видели остальные.
Морган попытался классифицировать то, что подкрадывалось к ним, и не смог.
— Это…
— Похоже на большого паука с женской головой, — помог Освальт. — Только зубы как у хищника. Множество тонких и острых клычков.
— Спасибо.
Пэттон был уже не рад, что спросил.
— Это йорогурумо! — испуганно воскликнула Суфи. — Я должна была догадаться!
— Йоро… что? — спросил Морган.
— Призрак женщины, оставившей свое дитя на голодную смерть. После смерти она частично переродилась в паука и ищет еду для своих детишек! — нервно ответила ведьма, дергаясь в тщетных попытках освободиться. — Если не найдет, то дети сожрут ее саму.
— Сожрут? — переспросил Освальт. — А где ее дети?
В этот момент йорогурумо зависла над пленниками, и Морган сиплым голосом пробормотал:
— О, боги! Они у нее в чреве!
— Она собирается выпустить их на нас! — немного визгливо воскликнула Суфи.
— Теперь понятно, почему отсюда никто не возвращался, — таким голосом, будто его только что осенило, сказал Освальт.
— Сделайте что-нибудь! — крикнула Суфи.
— Мы не можем! — недовольно воскликнул Пэттон. — Веревки слишком крепкие…
— Думаю, — глубокомысленно поправил Освальт, — это не веревки. Это ее паутина…
— Какая разница! — рыкнул Морган. — Как нам спастись?
Брюхо йорогурумо начало медленно раскрываться.
Суфи испуганно закричала, не видящий ничего Пэттон подхватил, Морган воскликнул: «Заткнитесь!» Над всей этой какофонией прозвучал зычный и спокойный голос Освальта:
— Дубинка, бей паучат и паучиху!
Послушная дубинка взвилась вверх с ковра-самолета и принялась молотить йорогурумо и ее детишек, выползающих из чрева. Морган, Пэттон и Суфи замерли, с замиранием сердца глядя на то, как дубинка одного за другим отправляет на тот свет детенышей, попутно раздавая тумаки их отчаянно визжащей мамаше.
— Суфи, — спокойный, но твердый голос Освальта вернул ведьму в реальность, — вызовите огонек, которым освещали себе дорогу, пока мы летели сюда, и пережгите паутину.
Так на поле боя командиры отдают приказы. Приказы, которые выполняются беспрекословно. Потому что говорящий таким голосом знает, что делает.
Суфи коротко кивнула и подчинилась.
— А-а-а! — заорал Пэттон.
— Что случилось? — заволновался Морган и предположил самое худшее: — Паучата?
— Моя задница! — завопил Пэттон, попытавшись отодвинуться от ведьмы.
— Ну извини! — рявкнула Суфи. — Я не виновата, что мы так сидим!
