– Спасибо, – ответила женщина. – Ну, я пошла…
Двое мужчин смотрели, как уходит в лес домохозяйка в китайском плаще и стоптанных туфлях. Смотрели, пока лес не закончился и опять не начался сад с фонтаном и скамейками.
Возле игроков в нарды стояла девчушка лет трех, в синем комбинезончике с капюшоном.
Засунув палец в рот, она разглядывала тирменов, будто слонов в зоопарке.
12
– Нет, не понимаю!
Данька резко остановился, крутнулся на каблуках, шагнул к чугунным перилам. Невелик мостик: от берега до берега три десятка шагов. И не река внизу – яр, травой заросший, с вечной лужей в дальнем конце.
– Птички, пчелки, шмелики. Цели прилетели, на головку сели… Объясни, дядя Петя!
Далеко не ушли. Рядом фонтан, в полусотне метров, от фонтана широкая аллея ведет к площади Свободы. Не сразу, сперва следует яр перейти. Только ненадолго тирмена Архангельского хватило. Послушно встал со скамейки, без звука дошел до середины мостика.
И прорвало!
– Я тебя, дядя Петя, ни о чем не спрашивал. Не маленький! Понимаю, в каждом деле свои секреты есть. Как ты говорил, наука имеет много этих…
– Гитик. – Старик невозмутимо расправил маршальские усы. – Ключевая фраза для показа карточного фокуса. Сначала раскладывают двадцать карт попарно, потом загадывается одна из пар. А дальше «гитик» и вступает: четыре ряда по пять карт согласно каждому слову, причем карты «кладутся» на одинаковые буквы. Сложно объяснять, лучше покажу как-нибудь. Есть еще одна формула, позабавнее: «макар ножом режет нитки…» Ты, Даниил, успокойся.
– Я не волнуюсь!
Ишь ты, даже ногой топнул. Не иначе для пущей убедительности. Не волнуется он, значит, ни капельки! Петр Леонидович подошел к перилам, встал рядом с учеником. Посмотрел вниз. Был себе яр с лужей, никому не мешал. Лужа осталась, но неподалеку, ближе к памятнику Шевченко, кафешку воздвигают. Ох, зальет по весне!
– Думаешь, мы с тобой психи? Оба? Вроде Адмирала Канариса? Не греши, Даниил, психам в заповедные леса ход заказан. Как слона в лифте поднимают, знаешь?
Парень не выдержал, хмыкнул. А там и засмеялся.
– Ты уже говорил, дядя Петя. По частям!
– Именно. Вот мы по частям вопрос и решим. Прежде всего, ты сдал зачет. Или бери выше – экзамен. Поздравляю, тирмен!
– А что отвечать надо? – с неожиданным весельем откликнулся Данька. – Как в кино? Служу трудовому народу?
– …И родному тиру. Во веки веков, дюралюминь.
Петр Леонидович качал головой, разглядывая будущее кафе «У старой лужи». Зальет, зальет буржуинов!
– А по смысловой части вопроса скажу так. Точнее, покажу. Мы сейчас с тобой на «нулевке». Воздушки, «карусельки» с зайчиками, школьники после уроков забегают. Представил?
Старик пристукнул подошвой по асфальту, покрывавшему мостик: для убедительности.
– Вполне, – помолчав, откликнулся Данька.
– Вон делавары кафе строят. Это у нас будет «минус первый». Дальше сам продолжишь?
– Ага. – Парень легко включился в игру. – И спускаться трудно, и, что за стенами, отсюда не видно. А в кафе подвал есть, тайный. Для извращенцев. Мокрый, грязный, с крысами и… и с лягушками.
– Да хоть с привидениями! – расхохотался Петр Леонидович. – Значит, в подвале у нас «минус второй». Заметь, везде свои мишени, свои законы, свои условия стрельбы. А мы с тобой сегодня поднялись на… Скажем, на «плюс первый». Во-о-он туда!
Расческа, извлеченная из нагрудного кармана, указала на верхушку древнего тополя – старожила сада. Лет двести ветерану, не меньше. Данька успел заметить, что Петр Леонидович никогда не тычет пальцем. Для того, видать, и расческу носит. Зачем она старику, при его-то «ежике»?
– Обзор другой, мишени тоже. И правила изменились. «Плюс первый» – он для нас, тирменов. Чужие здесь не стреляют.
Данька хотел переспросить, уточнить, может, даже возразить отчасти. Стрельба с вершины тополя – одно, а птички-пчелки-шмелики – иное. «Цели-цели-прилетели, на головку сели…» И музыка в парке совсем другая.
Хотел-хотел и вдруг передумал.
«Кто я? Я – твой друг…»
Тирмен Архангельский молча смотрел на тирмена Кондратьева. Тирмен Кондратьев смотрел на тирмена Архангельского, одобряя его молчание. Они стояли плечом к плечу – посреди яркого теплого дня, посреди шумного городского сада. Работа сделана, экзамен сдан. Хорошо!
Чего еще?
…Лечь бы под березку, блаженно закинуть руки за голову, уставиться в листвяную россыпь над лицом, словно в семейный альбом: мама, папа, дедушка, бабушка, дяди-тети… И пусть птички поют…
– Теперь тебе личное оружие положено, Даниил. Вроде как инкассатору. Сегодня обсудим, подберем по руке.
– Так у меня уже!..
Данька осекся.
– Хорошо, – не удивился старик. – Потом покажешь, пристреляем. Только, Даня… Ты помни американскую поговорку: «Что может быть опаснее, чем отбивать женщину у гангстера?»
– Только одно: у гангстера женщину отбивать, – послушно откликнулся Данька, краснея. – Дядя Петя! Она старая! Ну, не очень старая, только у меня… у меня Лерка есть… А «Беретту» Любовь Васильевна мне просто так подарила!
Петр Леонидович вздохнул.
– Просто так – четвертак, братец. Ладно, не бери в голову.
V
Солнце вылизывало лес досуха.
Грязь подсыхала, становясь коркой, а там и просто землей. Робкие птицы пробовали голоса, настраиваясь, как музыканты перед концертом. Зелень деревьев перестала выглядеть нелепицей, чудом среди зимы; каждый лист, умытый талой водой, расправился, налился глянцем. Линии прожилок складывались в человеческие, чуть шаржированные профили – такие за пять минут вам вырежет бродячий художник-портретист на набережной в Ялте.
Музыка приблизилась, топчась на опасном рубеже. Барабанчики желали перейти его немедленно, флейта оттаскивала рискованных сумасбродов назад, а волынка ныла, что пора наконец принимать решение и кончать с этим погодным беспределом.
Данька озирался в поисках цели и думал о том, о чем не знала глупая волынка. Погода на «плюс первом» умнее всех: зимний раздрай, сменившийся оттепелью и прямой дорогой к лету, – точное отражение души тирмена. Это там, в душе, о которой Даниил Архангельский, честно говоря, никогда особо не задумывался, бушевала метель, ярился буран, и наконец – дождь, ручьи, солнце.
Солнце не потому, что хорошо.
Солнце потому, что тирмен стреляет.
Было бы гораздо проще, если бы в расстрельный лес Великой Дамы вел провал «минус второго». Этот путь прокладывался всюду, в любую точку, где убивают, для забавы сильных мира сего, для их покровительства тирменам, монопольным продавцам дивных, эксклюзивных развлечений, каких не купишь больше нигде, даже за сумасшедшие деньги… Так почему не сюда? Не для самих тирменов?! Сидишь в безопасности на мягком диванчике или, допустим, в бункере за грудой мешков, целишься, нажимаешь на спусковой крючок, лупишь по серебряным пятакам, шмелям, лютикам-цветочкам…
