– И на «минус второй». Всему свое время. Мы с вами никуда не торопимся, правда?
Голос звучал спокойно, уверенно, несмотря на пыль, забившую рот. Хотелось пить, но он помнил, что фляга пуста еще с вечера. Надо было наполнить утром, но они спешили…
3
Настроение в понедельник утром было странное. В голове – пустыня Гоби, хоть шаром покати, а в животе, наоборот, ворочается некий неопознанный объект. То ли предчувствие, то ли съеденный минуту назад бутерброд с сыром. Сыр отчетливо попахивал жженой резиной. Это Данька сообразил, когда дожевывал бутерброд. Или жженой резиной отдавало предчувствие? Кто его разберет…
«Что-то будет, что-то будет», – назойливо стучало в висках.
– Ты к контрольной подготовился? – крикнула из кухни мама.
– Ага! – соврал Данька. Соврал не вполне: химию он в субботу вечером честно пытался учить. Но от воскресного безумия все реакции с формулами вылетели из головы и наотрез отказались возвращаться обратно, в родную голубятню. – Все, ма, я пошел!
– Куртку застегни! На улице прохладно!
– Хорошо!
«Что-то будет… «Шайба» по контрольной будет, вот что! В лучшем случае трояк. А еще Жирный после вчерашней раздачи оклемается, долг требовать станет. Может и по морде дать. Артур в парке, а я здесь: лупи, не хочу…»
Однако в противовес нерадостным мыслям Данькой овладевало бодрое, чуть суматошное возбуждение. Выворачивая из-за угла гастронома к школе, он придержал шаг. Витязь на распутье: направо пойдешь – по роже получишь, налево пойдешь – «шайбу» схлопочешь, а прямо пойдешь – незнамо куда попадешь…
– Ну ты попал, Архангел! Попал конкретно!
Рядом образовался вездесущий Кощей, размахивая спортивной сумкой. Обожает, зараза, дурные новости разносить. Специально их собирает, всюду свой носище сует, клюв грачиный – чтоб потом ведро дряни человеку на голову вывалить. Санька Белогрив его зимой классно обломал: что, говорит, Кощеюшка, дерьма наклевался – теперь плюешься? Интересно, он Лильке тоже вместо комплиментов рассказывает, какая она тупая и манерная?
– Ну и как же я попал? – Безразличие в голосе далось с трудом.
– Не как, а на что! На бабки и звездюлину от Жирного.
Очень хотелось ответить: «Это мы еще посмотрим. Пока что Жирный сам звездюлей схлопотал!» Но Данька не решился. «Шестерка» Кощей мигом Жирному донесет. Только хуже будет.
– Станешь от стрелки косить, на счетчик поставят! Вовек не расплатишься…
Белки глаз у Кощея были нечистые, в кровяных прожилках. Небось ночами не спит, над златом чахнет. Дядя Лева рассказывал, какое бывает «злато» и кто такие золотари. Совсем не ювелиры.
– Ну а ты-то чего радуешься? Думаешь, Жирный с тобой поделится?
– Да я ничего, – заюлил Кощей. – Я просто так…
Данька не поверил своему счастью. Но слово – не воробей, не вырубишь топором.
– Просто так – четвертак! Все, должен. Отдашь Жирному за меня.
– Да ты че, ты че! Гонишь, да? Стрелки переводишь?
Видя, что добыча ускользнула, Кощей отстал: заприметил другую жертву и поспешил к ней с очередной порцией гадостей.
Около входа в четырехэтажное кирпичное здание школы, поставив ногу на первую ступеньку, Данька глянул в небо. В горних высях царил раздрай не меньший, чем у него в душе. Там, наверху, еще решали на общей планерке: каким быть сегодняшнему дню. Клочья грязно-сиреневых облаков, разметанные ветром по утренней голубизне, медлили, размышляя: собраться в грозовую тучу или убраться восвояси подобру-поздорову. Из-за домов выглянул краешек солнца, стрельнул острыми лучами, отразившись в оконных стеклах и на миг ослепив Даньку.
– Чего тормозишь? – толкнули его в спину. – Топай!
Первым уроком была алгебра.
Сей предмет в лице его пророка – математика Антона Вадимовича по кличке «Водолаз» – властно взял Даньку за шкирку. В фигуральном смысле слова, разумеется. На сорок пять минут пришлось забыть о предчувствиях, тирах, долгах, физиономиях битых и еще целых, а главное – о предстоящей контрольной по химии. Водолаз предмет знал отменно и умел заставить себя слушать. Он стремительно покрывал доску рядами уравнений со степенями, дробями и квадратными корнями, от которых рябило в глазах, потом начинал расхаживать по классу и вещать, сверкая огромными круглыми очками и время от времени по-птичьи склоняя голову к плечу.
Голова учителя казалась огромной из-за плотной шапки курчавых волос. Вместе с очками – ни дать ни взять водолазный шлем. За что математик и получил свое прозвище. Уравнения с доски Водолаз стирал неожиданно, без предупреждения, поэтому зевать не следовало. Да и пояснения стоило мотать на ус: у Антона Вадимовича все выходило куда понятнее, чем в учебнике.
– …Таким образом, разложение многочлена на множители…
– Гы!
– Для юмористов повторяю: разложение многочлена на множители…
– Гы!
Разумеется, это был конопатый Фофан. Отморозок и разгильдяй, он мог нахально встать посреди урока, басом объявить: «Организм требует никотина!» – и прошествовать в туалет на перекур.
Но с Водолазом такие номера не проходили.
– Встаньте, Феофанов.
Фофан лениво поднялся, с наглой ухмылкой глядя на математика.
– Если вы лучше меня знаете, как разложить многочлен на множители, – идите к доске и продемонстрируйте всем, как это делается.
Сдавленный смешок белокурой Лильки: красавица никогда не упускала случая подлизаться к Водолазу. Иного способа выучить алгебру она не знала.
– Что же вы мнетесь, Феофанов? Не знаете? Или вы думаете, что многочлен – это то, чего у вас попросту нет, чтобы его разложить на всеобщее обозрение?
Класс грохнул. Красный как рак Фофан пытался огрызнуться, но его слова тонули в общем хохоте.
– Все. Посмеялись – и хватит. Прискорбно, что подобную реакцию у вас, дамы и господа, вызывают только шутки ниже пояса. Садитесь, Феофанов, и записывайте. А будете и дальше гыгыкать – пойдете вон из класса. Итак…
Данька покосился на соседку по парте – отличницу Лерку Мохович. Та сидела прямо, с гордо выпрямленной спиной, и смотрела на доску с уравнениями. Уголки ее губ едва заметно подрагивали: Лерка изо всех сил старалась не смеяться. Классная девчонка. И списать даст, если надо, и не закладывает, если кто стекло разбил или доску парафином намазал. И фигура у нее… Данька почувствовал, что краснеет, и склонился над тетрадью, спеша переписать все с доски, пока Водолаз не стер.
Девчонок он стеснялся. Когда приятели рассказывали, кто с кем зажимается, а Фофан хвастался, что целый год трахает одну, Данька стыдливо отмалчивался. Эх, подкатиться бы к Лерке поближе! – для начала домой проводить, потом в кино или на дискотеку, а там… Однако на финальном «а там…» эротические фантазии давали сбой. Да и с «подкатиться» дело шло туго: уже почти решившись, Данька в последний момент робел и никаких практических шагов к сближению с Леркой не предпринимал.
