— Да не компаньонка она мне.
— Так и я ее не застрелил. Поэтому и тебе валить меня не надо.
— А я собирался тебя валить? — Хворост задыхался от волнения и усталости.
— Я бы тебя точно пришил, — заявил Ларион.
— Так это ты. А у меня и в мыслях не было.
— Тогда почему ты не сказал мне, что это за баба?
— А зачем тебе морочиться?
— А если мне нравится морочиться?
— Так, давай сейчас ко мне домой, в баньке попаримся. Там у меня бутылочка «Людовика» припасена.
— В баньку хочешь? — Ларион ухмыльнулся. — Замерз?
— Да как-то хреново без движения, — сказал Хворост.
— А ты нырни на дно и выплывай обратно. Глядишь, согреешься.
— Хорошо, сколько ты хочешь?
— Откупиться желаешь? Так я тебя не убиваю. Плыви домой, если можешь.
— А если не могу? Давай так. Работать вместе мы с тобой не сумеем. Поэтому я отстегиваю тебе двести штук, и мы расходимся.
— А двести штук у тебя с собой?
— Шутишь?
— Тогда извини.
— Хорошо, пусть будет пятьсот. И расходимся.
— А ты миллион пообещай. Все равно ведь пулей расплатишься, — заявил Ларион.
— Юра, будь человеком! — простонал Хворост.
От боли у него исказилось лицо, он схватился за ногу, но нахлебался воды. Глаза стали дикими от страха.
— Леша, что с тобой? — полюбопытствовал Ларион.
Однажды его схватила судорога в воде. От боли он едва не потерял сознание, но ничего, справился и с ситуацией, и с самим собой. Не поддался панике, не позволил страху парализовать волю. Но тогда над душой у него никто не стоял, путь к берегу не преграждал.
— Юра, помоги! — Хворост протянул Лариону руку, но тот лишь усмехнулся.
Хворост скрылся под водой, тут же вынырнул, снова протянул руку, попытался ухватиться за борт яхты. Ларион ударил рукоятью пистолета по пальцам и увел катер в сторону. Хворост погреб к берегу, но судорога его не отпускала. Он погрузился в воду, всплыл, снова скрылся из вида и больше не выныривал.
Ларион улыбнулся и стал разгонять катер. Это ведь не он утопил Хвороста. Сама справедливость утащила его на дно морское.
Состояние Яши улучшалось, но его это не особо радовало. Вчера он сам, на своих двоих сходил в туалет, и что? Эту ночь Олеся провела с Глебом, у него дома. Он пытался ей запретить, но бесполезно.
Кто-то дернул за ручку двери. У Яши замерло сердце. Хоть бы Олеся!.. Но в палату зашел Щелкачев.
— Здравия желаю, товарищ майор! — гаркнул он и улыбнулся во все тридцать два зуба.
— Лариона взял? — Глеб пытливо глянул на него.
— Нет, просто настроение хорошее.
— С чего бы это?
— Да у меня всегда так бывает после морга. Там такая тоска, а выйдешь, радоваться начинаешь.
— Ближе к теме.
— Хворост утонул, вскрытие было. Мышечный спазм ноги, потеря сознания.
— Выстрел в голову?
— Нет, постороннего вмешательства вроде бы не было.
— Вроде бы?
— Ну так утро же было, жена почивать изволила. Охранник должен был смотреть, но и тот спал. Они потом уже хватились, стали искать. Не было постороннего вмешательства. Судорога по естественной причине. Обезвоживание организма. По этому делу. — Щелкачев щелкнул себя по горлу. — Вечером выпил, утром решил взбодриться, вот и поплыл.
— А судорога точно была?
— Вскрытие подтвердило. Я и сам думал, что Ларион мог Хворостову помочь.
— Почему ты так думал? — спросил Яша и удивленно повел бровью.
— Да потому, товарищ майор. Если Хворост заказал ему Размолова и Мелентьеву, то он же мог его и сдать. А железобетонных доказательств нет.
— И не появляются?
— Размолов его в общем-то опознал. Телосложение, манера двигаться. Но эта маска на лице!.. Суд такое опознание не признает. Да до него дело и не дойдет. Мы этому гаду и без всякого суда башку скрутим!
— Мы? — Яша мрачно усмехнулся.
Было время, когда преступность приходилось выгрызать зубами. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, потому и методы были соответствующими. Яше и его коллегам не раз приходилось преступать закон, но в итоге банды Крыша и Ясеня перестали существовать, остались только мелкие, хотя и острые осколки вроде Лариона.
Да и отношение к законности сейчас уже совсем другое. Прокурорский надзор не дремлет. Служба собственной безопасности всегда начеку. Ларион стрелял в мента. Такое не прощается, но Щелкачев горяч только на словах. На самосуд он не решится, на крайние меры не пойдет. Только следствие и суд. В принципе все правильно. Однако Вите лучше было бы помолчать.
Дом у Олеси не маленький, стильный, функциональный, в охраняемом поселке. Море далеко, зато горы совсем близко. Но Глеб чувствовал себя тут чужим.
— Здесь в баскетбол не играют, — заявила Марина и улыбнулась, не размыкая губ.
— Я это уже понял, — сказал он, стараясь не раздражаться.
— Так что можете не задаваться.
— Да я и не задаюсь.
— Марина! — Олеся сердито глянула на дочь.
— Марина уже уходит.
— И куда уходит Марина?
— К папе в больницу!
— Вместе поедем.
— Ой, а потом ты скажешь, что я оторвала тебя от важного дела! — съязвила девчонка, выразительно глянув на Глеба.
— Иди в дом!
— А почему это я должна идти в дом? Может, мне тоже нравится твой бойфренд? — Марина шагнула к Глебу, развернулась лицом к матери и взяла его под руку.
— Так, погодите! — Он с улыбкой шлепнул себя по лбу. — Я, кажется, забыл выключить утюг!
Марина перешла все границы, но Глеб винил в этом прежде всего себя. Знал же, что эта девчонка не в восторге от их с Олесей отношений, и все же не отказался от визита на запретную для себя территорию. Надо исправить ошибку.
— Я с тобой!
Олеся села к нему в машину, и они выехали со двора.
— Не обижайся, у нее ветер в голове, — с обидой на дочь сказала мать. — Это пройдет.
— Водичка очень мокрая, девочка! — проговорил Глеб и улыбнулся.
Олеся в недоумении глянула на него.
— Помнишь, как мы на камне сидели? — спросил он. — Я, ты, Яша. Крыш с женой вышел, Ларион с ними. Вита еще спросила, как водичка. Именно так ты ей тогда и ответила. Вот и у Марины твоей такой же острый язычок.
— Марина не знает, что такое улица, и никогда ни в чем не нуждалась. Так что нечего зубы показывать. А Виту я помню. Не забыла, как она перед тобой красовалась.
