— Буду признателен. Мой е-мейл есть на визитке. Кто угрожал, известно?
— Какой-то ублюдок.
— Александр Игоревич! Я понимаю, вам сейчас тяжело. Но я спрашивал о другом…
— Он так подписывается: ublu_doc. Латинскими буквами. Нижнее подчеркивание перед «док». Это юмор. Славный мир, веселый мир. Все шутят.
— И все шутят одинаково, — легко продолжил Чистильщиков цитату. — Извините, благородный дон, я не сразу вас понял. Юзер-инфо?
— Разная чушь. Инопланетянин. Ничего ценного, кроме дня рождения. Щенок, двадцать лет. Если не соврал, конечно.
— Ладно, я пробью по своим трубам.
По трубам. Другой сказал бы: по каналам. А каким тоном он произнес: «Где вы эту пакость обнаружили?» В комнате сразу завоняло, словно на той стороне открылся привокзальный нужник.
Дорога под землю, где лежат трубы.
Надо найти способ оградить себя от несомненного обаяния Чистильщикова. Три минуты беседы, и ты готов довериться незнакомому человеку. Он вежлив, предупредителен, он читал те же книги, что и ты. Он хочет помочь.
Вы — одной крови.
Будь осторожен, Маугли. Сожрут лягушонка с потрохами…
— Где это произошло? — спросил Золотарь. — Вы в курсе? Я хотел узнать у следователя, но забыл. Случаем, не на Петровского? Возле «Рио»?
— Нет. Пушкинский въезд. Шестой дом, подворотня у магазина парфюмерии.
— Когда?
— Утром. В районе одиннадцати. Точнее не скажу.
— Откуда вы все это знаете?
— Вы не доверяете мне, Александр Игоревич. И правильно делаете. Не бойтесь, мы с вами не обсуждаем ничего, что могло бы причинить вам вред. Я получил эти сведения в милиции.
— Кто вы?
— Ассенизатор.
— Я не расположен к шуткам.
— Понимаю. Но я действительно ассенизатор. Ассенизационная служба «Авгиевы конюшни». Поверьте, юмора здесь меньше, чем кажется на первый взгляд.
— Выгребными ямами заведуете?
Проснулась злость. Если бы Чистильщиков стоял напротив, Золотарь бы его ударил. Хотя «ударил» — это фигура речи. Обругал? — тоже вряд ли. Ну хорошо, всем видом показал бы, что собеседник переступил черту. Ассенизатор, которому менты докладывают обстоятельства дела. Бас, рост, красивые глаза — отчего ж не доложить?
— Заведую, — вздохнул Чистильщиков. — Ох, и вонючая у меня работа, Александр Игоревич! Не шанель, нет, не шанель. А что делать? Кому-то ведь надо… Извините, мне пора. Будут новости — отзвонюсь. Ну и вы нас не забывайте.
— Погодите! Мне сообщать капитану?
— О чем?
— Про ублюдка!
— Не беспокойтесь. Я сам все передам. И ссылку перешлю. До свиданья!
Гудки.
Некоторое время Золотарь сидел, глядя в окно. Ночь, улица. Фонарь. Аптеки нет, зато есть «Second hand». Хорошо бы выпить. В такой ситуации герой всегда пьет. Виски, коньяк; текилу. Ром и кальвадос. В баре нашлась початая бутылка водки, куда для аромата были добавлены корочки лимона. Сойдет, мы не герои.
Мы так, погулять вышли…
Он выпил пятьдесят грамм, поморщился и зашлепал на кухню. Мысль о яичнице была очень привлекательной. В холодильнике есть кусок сала. И лук. Готовя еду, он вслушивался, не зазвонит ли телефон. Пусть это будет бывшая. Пусть она скажет, что с Антошкой все в порядке.
Никто не позвонил.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ ГОЛОВУ НАЗАД
1
«…Эльдар и Берендил сошлись в центре арены. Их мечи уперлись друг в друга напружиненными лезвиями. Взгляд первого уткнулся в глаза второго, а затем Эльдар вышел из трудного положения прыжком через голову назад. Юноша чуть не упал, но успел отразить клинок, намеченный в шею. Мечи закружились в причудливом танце, который так восхитил пьяного менестреля, что он вскочил с насиженного места…»
Как будем спасать «напружиненные лезвия»? Написать без затей: их мечи скрестились? Автор заругается. Скажет: примитивно. Для Берроуза, значит, не примитивно. Для Муркока, для Вальтера Скотта… Нет, у Скотта иначе:
— А копья скрестились и застили свет,
Но путь себе граф прорубает мечом…
Ладно, сделаю художественный образ: «Их мечи скрестились, упруго подрагивая.» Гению понравится. Ему по душе эротические аллюзии. А что взгляды мечей, один из которых уткнулся? Тоже скрестились? Нельзя, тавтология. Ну, допустим, взгляды встретились. Мечи скрестились, взгляды встретились…
И разошлись, как в море корабли.
С прыжком через голову назад все ясно — обратное сальто. Если угодно — ловкое обратное сальто. Потрясающе ловкое, энергичное, самое обратное в мире сальто. Каждому существительному — по три прилагательных. Во-первых, это красиво…
Телефон громко запротестовал.
— Да! Слушаю!
— Саша! Антончик очнулся!
Раньше я готов был убить бывшую за «Антончика». Слышать не мог. Бесился, так раздражало. А сейчас — ей-богу, расцеловал бы.
— Как он?
— Доктор говорит, выкарабкается. Сашенька, я всю ночь не спала, молилась… Это знак. Я сердцем чую, это знак нам с тобой. Мы неправильно живем. Нет, ты не подумай, я тебя назад все равно не приму. Я о другом. Нам надо пересмотреть все, абсолютно все…
— К Антошке пускают?
— …все ценности. Они ложные. В них нет спасения…
— Пускают или нет?!
— Пока нет. Можешь не ездить. Я же понимаю, ты занят… Все, что надо, я принесла. Лекарства купила, кефир, санитарке дала десятку, чтоб ухаживала. Представляешь, она еще и фыркнула! Что мне, мол, ваша десятка! Я с нее не разбогатею… А сколько надо было дать? Как ты думаешь?
Бывшая тарахтела, как швейная машинка. Я не слушал ее. Антошка выкарабкается. Остальное не имело значения. В такие минуты веришь чему угодно. Доктор сказал, доктор знает, что говорит. Она молилась, а я, сволочь, водку пил. И совесть за глотку — цап…
— …надо бежать. Я тебе позже перезвоню.
— Если вдруг пустят, поцелуй за меня Антошку. Я…
— …опаздываю! Эта Лямцер — ты ее помнишь? — такая вредная…
— …постараюсь заехать…
Отбой.
За окном лежал снег. На крышах гаражей, ветках деревьев, на дешевеньких «аттракционах» детской площадки. Двор-патриций закутался в белую тогу. Лохматый барбос, дурея, кувыркался в сугробе. Сосед с третьего этажа прогревал свою «Волгу». Оба старенькие, и сосед, и машина…
Жизнь продолжалась.
«Мечи закружились в причудливом танце…» Чего я придираюсь? Ну, закружились. Ворчун ты, Золотарь. Канцелярская крыса. Выворачиваешь гениям руки, бьешь по темечку учебником грамматики. А они уходят из трудного положения прыжком через голову назад. Тебе за это еще и платят…
