— Лю, — она позвала очень тихо, зная, какой чуткий у перевертышей слух. — А давай сбежим? Потом маме записку с почтовиком пришлем.
Он ответил сразу, будто и не спал вовсе:
— Не дело это — так поступать. Надо сначала тут договориться, чтоб совесть чиста была. Я должен!
Перевертыши с этой своей ответственностью иногда выглядели неисправимыми занудами.
— Тут мы не договоримся. Я своих знаю… Вот и взвешивай, кому ты больше должен — моей маме или своему императору?
Он размышлял ровно мгновение:
— Вещи теплые захвати.
Перевертыши с этой своей ответственностью так легко управляемы!
Эпизод 2. Нанья из болотных
После шести часов ходьбы ноги ныли невыносимо. Отрава отвлекалась от усталости пустой болтовней:
— О чем задумался?
— О том, как буду представлять тебя во дворце. Как обрадуется Великий Кудесник, как мы обо всем расскажем Их Величеству. Но… что же за имя у тебя такое?
— Это тебе с непривычки ухо режет. Ты же знаешь, возвращенцы дают имена детям по наитию. Если мать взяла новорожденного впервые на руки и случайно обронила взгляд на новые занавески, то Занавеской и назовет. А иначе нельзя! Иначе Великое Колесо Жизни можно остановить!
Он только вздыхал:
— Может Отрада? Почти то же самое.
— Это совсем другое имя! Так одну из моих сестер зовут.
— Ну… тогда Трава? Почему нет?
— А так зовут другую мою сестру.
— Просто Ота?
— Только перевертыши дают своим детям такие короткие имена, которые непонятно что означают!
— Ота. Точно. Самое оно.
— Ни за что! Ты хочешь, чтобы я больше не переродилась, что ли?
Он снова тяжело вздохнул, но больше не спорил.
Чем дольше они шли, тем медленнее Отрава переставляла ноги и тем чаще спотыкалась.
— Лю, ты почему же без коня? Неужели тебе даже коня для такой важной миссии не выдали?
— Ота… Отрава, я ж перевертыш! Сам себе конь. Ты так быстро устала?
Отрава не ответила на вопрос прямо:
— Ты-то перевертыш, а я-то нет. Для меня бы коня прихватил, — она старалась, чтобы слова звучали не жалобами, а просто способом поддержать разговор.
Лю остановился и посмотрел на ее обувь — удобную и мягкую, но вряд ли приспособленную для длительного похода. Точнее, сама Отрава, никогда так далеко от Тихой Речки не бывавшая в этой жизни, была для такого похода неприспособленной.
— Так и планировал. Купить коня для тебя, но ведь мы сбежали посреди ночи!
Отрава понурила голову. Сама ведь виновата, даже спорить бессмысленно. Признаться, что дальше идти без отдыха не может, улечься на землю и порыдать? Но Лю и сам перебирал идеи:
— Можем делать привалы не только на ночь, но и в середине дня. Это я зря тебя под свой ритм сразу загнал. До города дойдем, там коня купим. А пока я перевернусь собакой, на мне поедешь.
Отрава вытаращилась на него. Конечно, она много раз видела, как деревенские перевертыши зверьем или предметами оборачивались — даже маленькой лошадью, что поней называется, могут. Детские игры от этого становились только веселее. Но вряд ли кто-то из ее знакомых смог бы выдерживать на себе взрослого человека! Ведь перевертыш меняет только форму, а не силу или вес. Лю, видя ее смятение, рассмеялся:
— Мы так намного быстрее передвигаться будем. Тебе только поначалу придется наловчиться держаться и привыкнуть к тряске, а потом будет просто!
Он тут же стянул через верх рубаху, ухватился за штаны.
— Эй! — вскрикнула Отрава и отвернулась. — Ты что же делаешь?
— Извини… Я думал, что ты уже видела перевертышей…
— Видела, конечно! Но воспитанные перевертыши при людях не раздеваются!
— Извини, — повторил он серьезно. — Вообще-то, это не считается зазорным… в Столице.
— Вот в Столице голой задницей и щеголяй! — отреагировала Отрава резко, чтобы скрыть собственное смущение.
Ехать на огромной черной собаке было неудобно, хоть Лю и старался передвигаться неспешно. После того, как он перевернулся, Отрава собрала его вещи в рюкзак и залезла на спину. Наплевав на правила приличия, которые ей приходилось придумывать на ходу, она просто улеглась на него и обхватила руками за толстую мохнатую шею. Так хотя бы казалось, что трясет меньше. Верхом на лошади она ездить умела, но вот тут пригодилось бы седло. На ходу придуманные правила приличия пока не давали ответа — красиво ли о таком спрашивать перевертыша. «Ты не возражаешь, если я тебя оседлаю?» — нет, звучало не очень. Но Лю вежливый, он не покажет, даже если она что-то совсем обидное скажет. Он раздражение демонстрирует, только когда про его работу или императора плохо отзываются, но Отрава это запомнила и не затрагивала подобных тем.
Так они действительно двигались быстрее, но зато и разговаривать не могли — человеческая речь собаке неподвластна. И если самой Отраве было интересно наблюдать за незнакомой местностью, то Лю заскучал. Об этом он сказал, после того как вечером перевернулся в человека и оделся:
— Это не очень удобно — говорить одной, но ты уж попытайся. А то я на бегу засыпаю.
— О чем же говорить? — Отрава скидывала собранный хворост, чтобы развести костер.
— Просто рассказывай о своей этой жизни. Или прошлой — мне все интересно. Или про ваш тихореченский быт. Или как вы овечьи шкуры так хорошо выделываете. Или просто песни пой. А на привалах я буду переспрашивать, если меня что-нибудь заинтересует.
— Попробую, — честно пообещала Отрава.
Они перекусили вяленым мясом и украденными с маминой кухни пирожками. И сразу улеглись спать. В начале лета погода в этих краях была и ночью настолько теплой, что никаких особенных изысков для ночевки не требовалось. А днем было жарко даже в простой тонкой рубахе.
Подложив свернутую куртку под голову, Отрава смотрела на огонь. До нее только теперь начало доходить, какие изменения случились за истекший день. Она оставила всех родных и друзей, даже не попрощавшись. Конечно, позже она оповестит о себе, а пока они и сами догадаются, что произошло — мать с отцом разозлятся, а сестры будут хихикать. Подружки, возможно, станут завидовать… Увидит ли она их снова? Конечно. Будет ли скучать? Было бы время скучать. Хотя, наверное, все равно будет. Эти мысли были невыносимо тяжелыми, чтобы остаться с ними наедине.
— Лю! — позвала она тихо. — Спишь уже?
Он, до сих пор лежавший неподалеку от нее, резко сел, и Отрава увидела лицо с таким злым выражением, которого она даже представить не могла.
— Сплю, не сплю, тебе какое дело?! — рявкнул он. — Лежи себе, отсыпайся, Отрава, чтобы завтра мне весь день опять в ухо мерзко сопеть! Как же тебе подходит это имя — лучше не придумаешь!
