Многое было точно таким же, как в Левоморье, только иногда назывались иначе. Например, ночную звезду они называли луной, а дневную — солнцем. Животным и растениям давали другие имена. Но к этому привыкнуть было проще всего.
Несмотря на всю необычность их уклада, Отрава не могла не замечать, что средний уровень жизни в Правоморье намного выше, чем в родных краях. Тут даже простой крестьянин мог позволить себе хороший дом и все необходимые блага, а по одежде вообще было сложно отличить бедняка от первого богача. Нет, наметанным глазом возможно, но Отрава подолгу не могла понять, чем же принципиально отличается вечерний наряд госпожи от платья главной поварихи. Пошито из тех же тканей, немного другого фасона и рисунка. Выяснилось, что шьют одежду одни и те же портные, но выставляют по разным ценам: богач возьмет только дорогое, ведь он знает, что по мелким деталям любой угадает стоимость. На заявление Отравы, что в такой роскоши в Левоморье живут только кровопийцы и Их Величество, женщины смеялись:
— Вы сами распустили своих кровопийц, вот они вам кровь и пьют! — говорила Печаль, весьма веселая и общительная кухарка. — А мы своих как повырезали, так сразу спокойно и вздохнули! Зачем вы возвели их в ранг господ, ведь они самая уязвимая раса?
— Уязвимая? — Отрава думала, что ей послышалось.
— Конечно! Они зависимы от крови, а значит, ими легко управлять! Я слыхала, что и у нас осталось несколько кровопийц — их свезли на какие-то рудники. И за каплю крови они из шкуры вон вылезут — лучшие рабы на свете!
Все вокруг смеялись. Отраве же такие разговоры настроение не поднимали. Но она запретила себе жалеть Кристофера. Он или справится сам, или не заслуживает ее сострадания. Как все эти люди не заслуживают. Они не видели в своем положении ничего вопиющего. Рабов поощряли за хорошую работу выходными, подарками или небольшой суммой денег. Они и рады были стараться! За мелкие провинности карали лишением обеда, за воровство пороли розгами. Клеймили только беглых или наотрез отказывающихся работать, но таких тут почти не попадалось. Поэтому с интересом и расспрашивали у Отравы, чем же она умудрилась заслужить столь редкое наказание.
— А я сбежать собиралась, — с сарказмом отвечала Отрава.
— Откуда? С корабля?!
— Ну да. С корабля. А что тут такого?
— Странные вы… левоморцы! — легко верили они и в такую чушь. — Вот ведь глупая! Знала бы заранее, что в такое отличное место попадешь, думала бы иначе, правда? Ведь сейчас жалеешь, что настолько глупой была?
Отрава не жалела, но и не собиралась оправдываться. Этим людям, которые до мозга костей рабы, не понять ее объяснений. Они даже предпочитают верить в какой-то Небесный Свет, который карает за инакомыслие! Свою веру в Великое Колесо Жизни она считала совсем другой — ведь та основывалась на понимании и логических рассуждениях, а не слепом принятии. И ведь неизвестно, кто из них ошибался.
Единственное, что заставляло этих женщин хмуриться, всегда касалось молодого господина. Возвращенец, примерно Отравиного возраста, господин Лад отличался пренеприятнейшей внешностью, которая не имела значения на фоне еще более мерзкого характера. Возвращенец, родившийся в семье настолько сильного кудесника, оказался то ли недолюбленным из-за того, что не оправдал чаяний отца, то ли перелюбленным, чтобы компенсировать ему прочую ущербность. В детстве — пакостный, в юношестве — истеричный, сейчас он входил в свою новую стадию — Лад взялся приставать ко всем молодым рабыням в поместье. Зарница, первая жертва его гормонального всплеска, долго домогательства терпела. И даже сдалась пару раз на милость господина, лишь бы он ей других неприятностей не устроил. Но потом Крапива пошла и пожаловалась его матери. Та сына мягко приструнила, но зато с тех пор Крапива то крысу дохлую в своей комнате найдет, то изрезанное в лоскуты новое платье. И она еще сомневалась, правильно ли поступила! Господа, дескать, нередко рабынями скрашивают темные ночки. И не будь этот столь отвратителен, то ничего зазорного в этом и не было бы. Если, конечно, у женщины не остался в городе муж или жених. Ну, а траву, которая мешает зачать нежеланного ребенка, в ближайшей же деревне можно купить за бесценок.
Конечно, молодой господинчик тут же заприметил двух новеньких. Но Нанья оказалась в безопасности — она целыми днями находилась в лаборатории с его отцом. А отца Лад боялся не на шутку. Об этом Отрава от Наньи и узнала: та говорила о господине Иракии с каждым днем со все большим уважением. Похоже, он в самом деле был умен и справедлив. Но мог бы и выйти из своей лаборатории ненадолго, чтобы заняться воспитанием наследничка! По крайней мере Отрава знала, к кому отправится, когда внимание Лада дойдет и до нее. Ее крысами и изрезанными платьями точно не запугать.
Но когда она впервые заметила на себе заинтересованный взгляд сальных глазок, тут же передумала. И улыбнулась в ответ широко.
Лю боится за нее, поэтому и не решится на побег! И он свято верит, что предсказание Великого Кудесника сбудется в любом варианте, при котором Отрава жива. Возможно, потом он и сам поднимет вопрос, что пора возвращаться домой. Но сколько месяцев или лет пройдет до этого озарения? Сейчас уже конец осени, они провели тут слишком много времени. На носу зима, но это Отраву не страшило. Она боялась, что сама к весне начнет привыкать к теплу и сытости, а это непростительная ошибка.
Выйдя вечером из кухни, она сразу заметила Лада, который ее поджидал. Такому и крючка не нужно, чтобы клюнул. Она хотела пройти мимо — игра должна оставаться игрой, но парень ухватил ее за руку и потащил подальше от дома. Там обнял, обволакивая ароматом трехнедельного проживания в свинарнике, и зашептал в ухо:
— Отравушка, красавица моя! Хочешь опытного мужчину? Будешь ласкова со мной — я буду ласков с тобой!
— Господин! — с ненаигранным возмущением воскликнула она. — Нас увидят!
— Ну и что? — он заглядывал ей в лицо, пока она пыталась не скривиться от отвращения. — А может, я полюблю тебя? Хотя я люблю женщин в теле, а не таких костлявых… Рыжих особенно люблю. Но и ты ничего!
Он и не понимал, насколько несоблазнительно звучат его ухаживания. Но Отрава угадала верно — Ладу понравилась Нанья. Он кружил вокруг кудесницы все это время, но никаких путей к той мимо отца не обнаружил. Именно поэтому Отрава и жила до сих пор спокойно.
— Господин, отпусти! Не смущай меня!
Он бормотал, прижимая ее еще теснее:
— Не люблю хвастаться своими победами, но ты спроси у Зарницы, каков я! Спроси — и будешь знать, что не пожалеешь!
Вот именно от Зарницы она и наслушалась про «вонь до тошноты» и «омерзительный стручок, который из-под живота не разглядеть».
— Господин, — зашептала Отрава, уклоняясь от блестящих губ. — Приходи ко мне, когда стемнеет. Только умоляю, пусть об этом никто не знает!
— Скромница, невинная скромница! — отчего-то восхитился он, но на свободу выпустил.
Первый шаг сделан. Главное не начать брезгливо тереть плечи.
