Крестьяне с недоумением приняли ее распоряжение, но поклонились в спину Кристоферу. А потом поспешили уйти.
Отрава подошла ближе, тоже села на снег и обняла его сзади. Через долгое время он положил холодную руку поверх ее, но так ничего и не сказал. Затем встал — Отрава не смогла его удержать — и направился в сторону леса. Нанья вскрикнула, а Лю рванул следом. Вцепился теперь в него, как недавно в крестьянина, развернул к себе лицом:
— Послушай! Мы отомстим! Я обещаю тебе!
Кристофер произносил слова очень медленно:
— Почему сюда? Ведь это так далеко от Северной Территории. Почему так открыто? С гербами на щитах?
— Не знаю, — уже тише заговорил Лю. — Но сотворили это убийцы. Никакая справедливость или политические интересы этого всего не оправдывают… Мы обязательно разберемся! Ты только сейчас не уходи — если мы разойдемся, то уже ничего не выйдет.
Кристофер смотрел ему в глаза:
— То есть ты готов пойти против императора? За моих родных или за маленького ребенка Пролеска?
— За всех готов, — неожиданно признал Лю. — Да вот только это мог провернуть и Великий Кудесник! — поскольку Кристофер едва не вырвался из его хватки, быстро добавил: — Но если это приказ Их Величества, то мое чувство справедливости трещит по швам. Не знаю, способен ли я нарушить клятву — и если окажусь слишком слаб, то пусть Нанья меня усыпит или сделает еще что-нибудь, чтобы я не смог помешать! Я готов на это — готов принять последствия, когда дело будет решено!
С другой стороны подлетела Нанья, погладила Кристофера по плечу:
— Если потребуется, то я сдержу Лю, но до тех пор он будет тебе помогать. Мы все будем! И не только потому, что ты наш друг. Просто… иногда надо делать правильные вещи, чтобы себя уважать!
Отрава подошла на ватных ногах, обняла его крепко и заставила опустить голову ей на плечо. Бывает такая боль, которую обязательно нужно разделить, чтобы вынести. Целовала в волосы, в висок, пока он не начал дрожать — хоть какая-то реакция. Жаль, что кровопийцы не умеют плакать.
Остановились в пустом доме Пролеска. Хоть крестьяне их звали к себе, но Кристофер настоял. Под вечер женщины принесли котел с горячей шлячкой да хлеба, а мужики дров притащили. Все-таки левоморские традиции гостеприимства были ближе и понятнее правоморских — тут можно было войти в любой дом и попросить приюта, никто бы не отказал. Но Крису, по всей видимости, нужно было пожить именно в том месте, где погибла его мать. К этому с каким-то особенным пониманием отнеслись и крестьяне. Старая, едва передвигающая ноги, возвращенка зашла к ним уже под ночь, поставила кувшин молока на стол, много расплескав, провела скрюченными пальцами по щербине на деревянной поверхности — вполне возможно, оставшейся от удара мечом, а потом проскрипела:
— Ты не злись, господин, что твоих вместе с нашими похоронили, — посмотрела белесыми от возраста глазами в окошко. — Там, за оврагом, на нашем кладбище. В тот день нам было не до церемоний. Да и кто бы разбирал — кто господин, а кто бедняк, когда они на одной стороне умирали.
В тот момент Отрава не смогла определить, что именно важное прозвучало в этой фразе, но оно совершенно точно было! Враги своими действиями намертво объединили всех, кто пострадал. Одним махом уничтожили страх или неприязнь к кровопийцам, как минимум, конкретно к этим. Ведь Кирами не причинили крестьянам и толики тех бед, что сотворили пришлые. Если год назад бедняки могли крепко высказаться по поводу господ, пока те не слышат, то сейчас бы никому в голову такое не пришло. Оттого и хоронили рядом со своими, горе всех уравняло. Это изменение в отношении было настолько значимым, словно… словно так и было задумано.
Они дали себе неделю на отдых, а Кристоферу — отмолчаться, отоспаться, да потихоньку прийти в себя. Отрава отослала в Тихую Речку письмо матери, в котором не скрывала, как сильно соскучилась и переживает за родных. Пусть берегут себя! А когда она приедет в гости с любимым мужем, то хотела бы видеть их счастливыми.
Нанья это время посвятила книге — она утопала в Трактате Большой Магии, как только к нему прикасалась. И повторяла не без гордости, что комплименты ее талантам не были преувеличением, со временем она сможет любое заклинание исполнить, а по описанным в книге признакам ее способности поражали даже ее саму! Она показывала Лю все больше новых фокусов, но Отрава в подробности не вдавалась. Лишь бы кухню не спалили.
— Крис, ты не хочешь прогуляться? Крестьянам важно увидеть, что ты в порядке.
Он открыл глаза — снова лежал неподвижно часами в надежде, что от него отстанут. Но Отрава не собиралась отставать: ни вчера, ни позавчера, ни сейчас — подошла и нагло улеглась рядом, уложив голову на плечо, а потом и разговорами принялась донимать.
Крис ответил:
— Нам нужно в Столицу. И мне тошно оттого, что я никак не могу собраться.
— Не преувеличивай, — она водила пальцами по его груди. И хоть он никак на ласку не реагировал, но чувствовала, что от ее близости ему становится теплее. — На твоем месте другой совсем бы расклеился. И имел бы на это право. Все-таки родители…
— Знаешь, а ведь они уже в самом деле были бесконечно стары, все чаще об этом говорили. Я думаю и думаю об этом. Они будто ждали, когда я женюсь, чтобы самим уйти. У любой вечности есть предел. Именно поэтому произошедшее в корне несправедливо — зачем убивать тех, кто никакой угрозы не несет? Они не пошли бы войной на императора, даже если бы прижало.
— Это в любом случае было бы несправедливо, Кристофер. Но те люди… они должны ответить. Даже если просто исполняли приказы! Посмотри на Лю, ведь он не любому приказу подчинится. В этом и есть честь — преданность, которая умещается в моральные границы.
— Он меня удивил.
— А меня нет! Странно, что ты со своим дотошным анализом всех вокруг не разглядел в нем главного. Лю очень…
— Да замолчи ты уже, надоела со своим распрекрасным Лю.
— Ревнуешь? — тихо усмехнулась она. Любая смена разговора на пользу. Чем больше Кристофер говорит, тем сильнее отвлекается — а это сейчас только к добру.
— Ревную, — смиренно признал он. — Но ему нравится кудесница, я давно заметил. Так что в любом случае тебе ничего не светит, любительница перевертышей.
Теперь уже Отрава позволила себе рассмеяться громко, возмущенно:
— Какой же ты дурной! Нет, ну это надо же! Разве сам не видишь, что я с тебя глаз не свожу? Повезло, что ты поводов для ревности не даешь, а то во мне бы вообще чудовище проснулось!
Он посмотрел на нее и во взгляде промелькнул огонек — еще совсем тусклый, но уже хоть что-то. Перехватил ее за плечи и крепко прижал к себе.
— У меня тут идея возникла: а давай вместе будем?
— А давай! — ответила Отрава, улыбаясь ему в шею. — Только я по меркам кровопийц не долгожитель. Это ведь ничего?
— Ничего, — согласился он. — И ты скоро станешь презабавной старушкой, я такое зрелище не пропущу. А когда умрешь, то найду тебя в следующей жизни и снова в себя влюблю. По-моему, отличный план.
