— Береги его, — сказала няня, возвращая кулон Древа. — Береги и помни, кто ты такая и кем были твои родители. Помни, как их предали, и будь сильной. Не дай себя сломать.
Как только украшение коснулось груди, я прижала его ладонью, на мгновение закрыла глаза.
Нет, не к богам я взывала в этот момент, а к родителям. И пусть это неправильно, души ушедших тревожить грешно — сам Мертвый бог может откликнуться и утащить в свой острог, где царит вечная ночь, — но я уже давно перестала бояться.
— Я готова, — сообщила волкам, выходя наружу.
— Тьяна, — беспомощно прошептала нянюшка, протянув ко мне руки.
Я подбежала к ней и упала на колени, благодаря за те годы, которые она была рядом, растила меня, не давала сгинуть, светлой тенью освещала мой путь.
— Спасибо, — прошептала, целуя морщинистые руки.
— Пусть хранит тебя Сайрон, — произнесла она, касаясь моего лба большим пальцем, словно хотела оставить отпечаток, провела по бровям, рисуя дуги, тихо дунула в нос. — Пусть его благодатный огонь коснется твоего сердца и согреет в самый трудный момент.
Я вытерпела все это молча и даже не поморщилась.
— Спасибо. Я вернусь за тобой. Обязательно вернусь.
— Будь осторожна, помни, чему я тебя учила. И не гневи богов, им лучше знать, куда тебя вести и какие препятствия создавать.
— Я понимаю.
Я понимала, но не одобряла и не прощала.
Боги уже десять лет были для меня мертвыми идолами в храме. Я давно утратила веру и вернуть ее не могла.
Путь до столицы Империи занял около шести часов, и то благодаря грифонам.
Увидев эти огромные, гордые создания на небольшой деревенской площади в окружении любопытной толпы, которая дергалась и вздыхала от каждого движения летучих существ, я на мгновение застыла, почувствовав давно забытое волнение.
Столько лет прошло с тех пор, когда в последний раз каталась на грифоне! Но я не забыла.
Белоснежные мягкие перья под ладонями; крепкие сильные руки отца, который держал меня в седле, не давая упасть; тревожная улыбка мамы — она так боялась за меня и просила отца повременить с полетами; ветер в волосах, ощущение полета, напряженные мышцы грифона подо мной и счастливый смех, срывающийся с губ.
— Чего встала? — последовал грубый толчок в спину, от которого я едва не упала и еще сильнее прижала узелок с вещами к груди.
— Видать, оторопела от счастья, — хохотнули другие волки.
— Или со страху.
— Молчать! — выкрикнул командир, заставив их прекратить разговор, а меня вздрогнуть. — А ты иди сюда. — Мужчина подошел к одному из грифонов со светло-бежевым оперением и коричневыми крыльями, похлопал по сиденью рядом с собой.
Выбора не было. Я чувствовала взгляды жителей деревни, слышала их смешки и гул голосов. Как же им не терпелось обсудить эту новость! «Проклятая!» — крикнул кто-то из толпы.
— Пособница Темного бога! — тут же подхватил кто-то другой, но я даже не обернулась.
Надо же, как расхрабрились, раньше за ними такой прыти не наблюдалось. Они даже в глаза мне боялись смотреть, считали, что могу проклясть и украсть душу.
— Проклятая! Проклятая!
Мужчина недовольно оглядел толпу и бросил коротко;
— Разогнать.
— Да, капитан Урли.
Когда через десять минут мы взлетали с площади, на ней никого не было.
Путь оказался сложным и тяжелым. Солнце припекало голову, а злобный ветер на высоте грозился сорвать с седла; приходилось крепко держаться и молчать, даже когда было страшно. К концу полета я не чувствовала своего тела, руки онемели, меня трясло. Но я молчала, даже в туалет не просилась, дождалась привала в середине пути.
Столица нисколько не изменилась за прошедшие годы. Все так же много блеска, шума и контрастов. Богатые дома и особняки с красными крышами соседствовали со зловонными трущобами. Блеск и нищета, отчаянье и фальшивое счастье. В центре древнего города располагался огражденный магической завесой белоснежный дворец императора с золотым шпилем на самой высокой башне, ярко блестевшим на солнце.
Мы приземлились у одного из трех охраняемых входов во дворец, который со всех сторон окружали казармы.
— Тьяна Абремо, — доложил Урли, передавая меня из рук на руки.
В прямом смысле этого слова. Ноги так отекли и болезненно ныли, что я едва не упала на землю. Но меня вовремя успели подхватить стражники.
— Куда нести? — растерянно спросил один из них.
— Внутрь, — ответил волк, направляясь к казарме. — Ее ожидает мадам Силс.
И меня понесли. Я даже не пыталась смотреть по сторонам — и так знала, что увижу: бесконечные зеленые сады, полные диковинных цветов и растений, ухоженные газоны, мощеные дорожки, беседки, статуи из белоснежного мрамора и фонтаны с неглубокими чашами. Поэтому предпочла закрыть глаза и сосредоточиться на собственных ощущениях.
— Это что? — раздался рядом противный женский голос.
— Тьяна Абремо, — сообщили неизвестной, и меня все-таки поставили на землю. — Сказали вам доставить.
В этот раз мне удалось устоять на ногах. Откинув с лица влажные от пота волосы, я взглянула на женщину. Дородная, невысокая, с двойным подбородком и лицом, густо намазанным белилами, с алыми губами, черной мушкой на щеке и густо накрашенными ресницами, которые делали ее глаза-пуговки совсем маленькими.
— Какое убожество.
Я равнодушно пожала плечами. Кто бы говорил.
— В купальню ее, быстро.
Тут же со всех сторон меня окружили десять прекрасных девушек-банщиц. Они отобрали узелок с вещами и слаженно двинулись вместе со мной в сторону больших одноэтажных павильонов, которые располагались с левой стороны.
— Быстрее, быстрее, — пыхтя, командовала мадам Силс, следуя за нами.
Стоило войти внутрь и ступить на пол, покрытый гладкой плиткой, как с меня без лишних разговоров стали стягивать одежду, она рвалась, превращалась в жалкие лохмотья и падала на пол. Когда на мне не осталось ни единого клочка, а волосы были распущены и упали на плечи и грудь, меня подтолкнули к небольшому бассейну, совсем крохотному и неглубокому.
— Залезай.
Кулон никто не трогал. Я видела, как дружно переглянулись банщицы, изучая золотое Древо, как вглядывались в лицо, пытаясь понять, каким образом такой, как я, он достался, но молчали.
Меня скребли и терли мочалками так сильно, словно хотели содрать кожу. Выливали на волосы шампуни, снова и снова заставляли окунаться в бассейн с головой. И опять терли, мыли и пенили. От слишком резкого запаха стало трудно дышать, от голода сводило желудок.
— Ныряй, — скомандовали служанки, и я послушно погрузилась в воду, чувствуя, как теплая вода болезненно пощипывает израненную кожу.
