Когда Марион увидела, что произошло в церкви, то вскрикнула, потрясенная.
Пол устилали тела мертвых монахов и бригантов, везде валялись отрубленные куски тел и окровавленное оружие. Статуи и колонны были выщерблены, разбиты, лавки на хорах порублены и выброшены прочь.
Вдруг увидела какую-то фигуру. Вздрогнула, испуганная. Это был живой человек! Он приблизился к ней, и тогда она вскрикнула во второй раз. Но на этот раз с яростью.
Узнала Вийона.
Они смотрели друг на друга в полутьме, освещенной снопами лунного света. Некогда с этим светом поэт сравнивал кожу ее лица и груди.
– Я искал тебя в Каркассоне, – сказал Вийон. – Хотел тебя увидеть.
– Увидеть? Ты, ублюдок! Ты, сукин сын! Не… Не хочу даже разговаривать с тобой! Ступай прочь!
Вийон пытался припомнить возвышенные поэтические слова. И не находил их.
– Я знаю, что согрешил, – пробормотал. – Не прошу у тебя прощения…
– Согрешил?! Ты соблазнил меня и похитил из дому. Я оказалась на улице! Стала шлюхой, чтобы оплачивать твои долги, твои проигрыши в кости, отдавалась в подворотнях, чтобы собрать денарии и откупить тебя от виселицы. Да будь ты проклят, вор! Проклят навеки!
Вийон с трудом подбирал нужные слова.
– Я хотел только… увидеть… нашего ребенка… Затем я и приехал…
– Твоего ублюдка давно уже съели рыбы в Од!
Вийон покачнулся. Схватился руками за голову.
– Нет… Нет, не может быть, это неправда… Марион, скажи мне, прошу…
– Ты меня уничтожил, Вийон. Меня, дочку из богатого мещанского дома. Я должна была стать твоей любовью. Ты сравнивал мое тело с пухом ангельских перьев. Я уже не принадлежу тебе, Вийон. Я принадлежу своему новому Владыке. Да, Жилю де Силле… Он отмерил мне достойную плату за твои прегрешения. Поэтому забирай память о нашей любви в ад!
– Де Силле мертв. Я его убил.
Марион рассмеялась. Смех ее был холоден и жесток. Вийон услышал за собой тихое позвякивание. Оглянулся и замер, ничего не понимая.
Жиль Силле поднимался с пола. Смотрел на Вийона из-под длинных, слипшихся от пота и крови волос и улыбался хищно. А потом сильные руки схватили Вийона за пояс. Вор испуганно вскрикнул, но вырваться из этой хватки не мог.
– Я жив, господин Вийон. Я бессмертен!
Де Силле вздернул поэта и внезапно изо всех сил бросил его на скульптуру архангела Михаила. Вийон ударился головой о камень, застонал. Жиль поднял его снова и бросил на пол, на спину. Удар был настолько силен, что выбил остаток воздуха из легких поэта. Он захрипел, перевернулся на бок, неловко пытаясь подняться.
Жиль де Силле зловеще засмеялся, а потом схватил оперение стрелы, торчащей из его доспеха, и вырвал. Окровавленное железо звякнуло о каменные плиты…
– Я живу! – крикнул де Силле. – Я дышу! Я бессмертен!
Снова подскочил к поэту, схватил его за кафтан на груди, поднял и отбросил к стене.
Этот удар лишил Вийона остатка сил. Плюясь кровью, он сполз по каменной стене, но голос Жиля снова вздернул его на ноги.
– Я жив, жив… Жизнь прекрасна, – говорил Силле. – Ваша жизнь, Вийон, – это страдание. А моя – одни наслаждения. Знаешь, как страдал Христос? Вот так!
И он пригвоздил кинжалом руку поэта к стене.
Вийон завыл, кровь полилась из его руки.
Де Силле громко рассмеялся. Выдернул кинжал, развернулся боком и ударил Вийона железной перчаткой прямо между глаз. Вор опрокинулся на спину, проехался по каменному полу и замер, глядя на полукруглый свод церкви.
– Ты уже в могиле, Вийон! – рыкнул де Силле. – Да, я похороню тебя живьем в саркофаге в крипте!
Взгляд поэта опускался все ниже по колонне, вплоть до свечей, похожих на переплетенных змей. Он должен был что-то найти. Должен был чем-то бросить. Отчаянно ощупывал пол вокруг себя в поисках камня.
Де Силле шагал к нему. В глазах его горел адский огонь.
Правая рука Вийона нащупала отрубленную ладонь одного из наемников. Вор оскалился, глядя на противника.
– Заканчивай уже, де Силле! У меня нет больше сил.
Де Силле приблизился, и тогда Вийон приготовился к броску. Он должен попасть! Должен попасть в горящую свечу. Все свои силы он вложил в этот единственный бросок.
И попал. Попал точно.
Де Силле встал над ним. Ударил поэта по лицу. Вийон смеялся, истекая кровью.
– Не будешь прощаться с этим миром, а, поэт? Не сочинишь стихи?
– Эпитафию… – пробормотал поэт. – На твое погребение…
Горящая веревка со свистом лопнула, с ошеломительной скоростью полетела вверх. Де Силле услышал какой-то звук. Его кольнула тревога. В последний миг в глазах его мелькнуло понимание. Он взглянул вверх и…
Огромный железный, весом в несколько центнеров канделябр свалился с металлическим лязгом на обоих мужчин. Жиль де Силле успел только вскрикнуть. Железные прутья повалили его на землю, пригвоздили к полу. В ушах Вийона раздался короткий, оборвавшийся вскрик Арнальда.
Все стихло. Все замерло.
Поэт остался жив.
Он лежал по центру огромного железного круга, голова де Силле покоилась у него на коленях. Рыцарь не шевелился. Железные тернии проткнули навылет его полный доспех, вонзились в пол, поймав его в капкан. А с вершины упавшего канделябра смотрел на Вийона святой Георгий, попечитель рыцарей.
Поэт не понимал, как ему выбраться из-под железа. Да и не имел пока ни сил, ни желания. Святой Георгий был весом с рыцарского коня в доспехе.
* * *
Вийон с трудом вылез из-под канделябра. Рядом неподвижно сидела Марион. Молчала. Смотрела на окровавленное лицо Жиля де Силле, и по щекам ее ползли слезы.
Постанывая от боли, поэт пополз по полу. В конце концов, провозившись пару долгих минут, показавшихся часами, руки его нащупали надщербленную колонну и оперлись о нее. Он с трудом поднял себя на ноги, а потом всем весом навалился на двери. Долго копил силы, чтобы открыть запоры. Огромные створки распахнулись настежь. Вийон ступил несколько шагов вперед и оказался напротив огромной толпы ангелов. Лучистое сияние пронзало его тело, пока он сходил по ступеням. Хотел перекреститься и что-то сказать, но уже не смог.
* * *
Огромные ворота церкви отворились со скрипом. Дети замерли, всматриваясь в проход, из которого должен был выйти Спаситель. Сложили руки в молитве, склонились, некоторые пали на колени.
– Прииди, Иисусе Христе… Помоги нам, – шептали бесчисленные губы.
И Иисус вышел к ним. Медленно переступил порог церкви. Сошел прямо с креста, так что кровь сочилась из ран на его руках, стекала по длинным волосам. Одежды его были порваны, виднелись следы, оставленные мечами римских легионеров. Из красных следов от терновой короны сочились струйки крови.
