На крыльце его встретила та же седая морщинистая женщина и без лишних слов проводила в столовую, где его настороженно ждали Петро и Авдотий. Хома извинился за опоздание и присел между братьями. Началось занятие.
Мальчики были резвы, в прекрасном настроении, и даже Авдотий казался в этот день не таким угрюмым. Да и выглядел не таким бледным и скованным, как обычно.
С удивлением учитель обнаружил, что у парубка на щеках не осталось никаких следов от зубов зверя. Так же, как у Петра бесследно пропал шрам на шее и руках. Подивившись, Хома решил, что ему надо меньше пить.
Петро пододвинулся к учителю, плотно прижавшись и уткнувшись носом ему в рубаху, как если бы он был их мамочкой, и с упоением вдыхал аромат Хоминого пота. Парня это смущало, но не вызывало неприязни, так как парубок был очень ласковым.
Зато Авдотий как будто заревновал. Когда Петро в очередной раз с любовью и восторгом заглянул учителю в глаза, он не выдержал и оттолкнул брата, ничего не сказав, но поглядев на него сердито и по-взрослому серьезно. Петро повесил нос, ненадолго перестал улыбаться, но все же никак не мог отлипнуть от Хомы и все припадал к нему, как если бы ему сильно нравился запах. Парень даже понюхал себя, тайком сунув руку под мышку, но почувствовал лишь кислый похмельный пот.
С горечью подумав, что Петро, видимо, не хватает отца, бурсак реагировал на все сдержанно, продолжая занятие, которое из-за излишней активности Петра прошло все же смазанно и закончилось для Хомы снова внезапно, когда вконец рассердившийся Авдотий схватил брата за руку и вывел вон из гостиной.
Решив, что они не вернутся, Хома повздыхал о том, что не сумел сегодня заинтересовать парубков, и подумал, что во всем виновато проклятое похмелье.
– Нужно взять себя в руки,– пробормотал он и, сложив никому не нужные учебники, вышел на двор.
Парубков нигде не было видно. Зато погода стояла чудесная. Приятный ветерок обдувал тело бурсака, и он отправился прогуляться. Сделав крюк, он пошел длинным путем, в обход Вериной мазанки, и вдруг уперся в тупик. Дорогу ему преградил дощатый забор, за которым раскинулся ухоженный огород вокруг симпатичной, укрепленной, как и все другие на хуторе, хаты.
Решив не возвращаться, а перелезть через забор, Хома едва не разорвал шаровары и, ссутулившись, стал красться огородами, размышляя, какой будет стыд, если его здесь обнаружат и решат, что он хочет что-то стащить.
Впереди, Хома знал, должна стоять мясная лавка, к этому времени уже пустая, без толстого улыбчивого мясника и его сварливой жинки.
Выпрямившись, парень пошел было спокойно. Неожиданно неподалеку от лавки он заметил худенького лопоухого мальчика с золотистыми волосами. Озираясь по сторонам с вороватым видом, Авдотий волок по земле небольшую кадку, наполненную мясом и кровью. Мальчик очень спешил и, не заметив учителя, шмыгнул за угол псарни.
Хома ринулся за ним, стараясь быть осторожным и не напугать парубка, выскочив за ним чересчур неожиданно. Но Авдотия словно след простыл.
Бурсак задумчиво обошел псарню по кругу, разбудив собак, которые мгновенно разразились лаем.
Хмыкнув, он заторопился прочь, пока на собачий лай не сбежались дворовые.
Через пару шагов он наткнулся на голого помятого Сивуху, внезапно вывернувшего из-за угла. Под левым глазом у козака красовался здоровенный синяк. Замахав грязными жилистыми руками, Сивуха бросился Хоме в объятия.
– Пан философ! – радостно закричал он.– А я тебя повсюду ищу!
Хома отстранился от козака, так как тот пах в этот раз даже хуже, чем обычно.
– Ну-ну, не сердись,– хлопнув его по щеке, попросил Сивуха.– Слушай, ты случайно не знаешь, где моя сабля?
Задумавшись, Хома припомнил, как вчера Сивуха залихватски помахивал своей саблей, демонстрируя всем, как она хороша. Сглотнув, он пробормотал извиняющимся тоном:
– Кажется, мы ее вчера пропили.
Хома ожидал, что при этих словах тощий козак расстроится. Сивуха и вправду выглядел расстроенным.
– А твою, с серебряной рукоятью, тоже пропили? – нахмурившись, тихо спросил козак.
– Не,– Хома замотал головою.– Моя в хате лежит.
– Фу-ух,– Сивуха с облегчением выдохнул и почесал лысый затылок.– Ну что, выпьем? Только сегодня платишь ты.
– Ну уж нет,– Хома попятился назад.– Хорошо погуляли, хватит. Да у меня и денег нет.
– Вот оно что,– Сивуха обиженно пожевал губу.– Ну, ничего. Я найду себе компанию. Тем более на хуторе появился занятный старик барышник. Он, кажется, немного не в себе, зато привез с собою целую бричку глиняных горшков да кувшинов. Бабы уже рвут его на части. Еще он продает оружие. Не шибко хорошее, зато недорогое. Горшков мне не надо, сам понимаешь, а вот саблю я бы прикупил и послушал, о чем он там треплется с козаками.
– Давай,– парень уныло кивнул и собрался идти дальше.
– Кстати, у него самого сабля с серебряной рукоятью,– напоследок прибавил Сивуха.– Почти как у тебя.
Хома резко обернулся:
– Где сейчас этот старик?
– Да там же,– Сивуха растерянно поглядел на него.– А что?
– Хочу проверить, чья сабля лучше,– соврал парень.– Веди же меня скорее!
На подходе к центру хутора их вдруг окликнул Фитиль. Суровый старый козак возник словно из ниоткуда, схватил Сивуху за локоть и грубо оттащил в сторону, что-то зашептав, не сводя с Хомы тяжелого взгляда.
Сивуха внимательно слушал его и послушно кивал. Помахав Хоме, он виновато улыбнулся и удалился за старым козаком в сторону ворот. Приметив неподалеку скопление народу, бурсак решил, что так даже лучше, ведь найти барышника теперь не составляло труда.
Рядом с перевернутой телегой, которую почему-то не убирали, стоял седой старик с косматой бородой, в пыльной от долгого пути рубахе и шароварах. Он был спокоен и улыбчив в окружении возбужденно голосящих вокруг него дворовых баб и казачек. Перекрикивая баб, гоготали козаки, необычно оживленные, как редко бывало даже в шинке. Разбирая товар с брички старика, козаки примеряли по себе сабли и пищали.
Неподалеку серая лошадь старика, привязанная к коновязи, равнодушно поедала из короба овес. С большой прытью барышник обменивал аккуратно разложенный товар на деньги и ловко прятал их в сумку на поясе.
Хуторяне отходили от него довольные, восторженно разглядывая приобретения. Те, у кого не было денег, все равно толпились поблизости, обсуждая товары и новости, услышанные от старика, словно его приезд был для них важным событием.
Глядя на них, Хома ухмыльнулся: «Эдак они еще полгода будут толковать о его приезде!»
К своему большому удивлению и огорчению он заметил, что среди сбежавшегося люда не было Веры.
«А вдруг она так сильно обижается на меня, что не хочет встречаться? – с тревогой подумал бурсак.– Ну и баран же я, натворил делов…»
