Добежав до окна, бурсак увидел, как качаются ставни, как надулся под ними бычий пузырь. Издавая ужасные звуки, кто-то таранил окно, всеми силами стремясь пробраться внутрь.
– Ай! Ставни долго не выдержат! – взвизгнула Ганна, испугавшись очередного толчка, и обхватила крепкую руку мужа.– Что нам делать?!
Явдоким осторожно перехватил ружье и задумчиво поглядел на жинку.
– Зачем эти твари рвутся в хату?! За что Господь наказывает нас? – мрачно спросил он.– Шо им только нужно?
– Они пришли за мною,– тяжело дыша, Хома отошел от окна, повесил саблю на пояс и поглядел на Евдокима и жинку.
Явдоким нахмурился. Ганна в ужасе прикрыла рот рукою.
– Я не уверен,– промямлил Хома, ощущая, как трудно ему говорить.– Но думаю, это так. Нужно не дать им ворваться внутрь. Или они растерзают нас всех.
С потолка мазанки раздался пронзительный писк, и Ганна с Явдокимом пригнулись.
– Свят-свят-свят,– отступая, Явдоким в ужасе перекрестился.– Знал я, что зря тебя пускаю! Скажи мне,– вдруг взмолился мужик,– что мы тебе сделали?! Разве не встретили тебя, не накормили?! Скажи, ты с нечистыми водишься? Зачем ты привел их сюда?!
Ганна испуганно поглядела на мужа.
– Нет же, нет,– Хома вынул крест из-за пазухи и, поцеловав его, трижды перекрестился.– Я обычный семинарист. Поверьте мне…
– Не гонятся нечистые за обычными бурсаками… – прошептал Явдоким и стал медленно поднимать ружье.– Сразу я удивился, откуда у тебя сабля такая. Да поздно уже горевать, знаю я, что нужно делать…
Подняв руки, Хома взмолился:
– Неужели ты убьешь меня?!
– А что мне еще остается?! – поглядев на бурсака безумными глазами, мужик оттолкнул Ганну и выпалил: – Я должен спасти дочь и жинку! Раз этим тварям нужен ты, значит, нужно просто отдать им тебя!
С этими словами мужик стал медленно приближаться к Хоме, выставив ружье.
Парень попятился, пока не уперся в стену. Над его головою послышался топот. С треском на стене лопнул пузырь. Ставни распахнулись, и в окно потянулось с десяток волосатых когтистых лап. Промелькнула клыкастая морда со свиным пятачком, но скрылась, задавленная сородичами.
Ганна вскрикнула. Ее крику вторила Прасковья из-за занавески. Мать и дочь орали так громко и неистово, что даже перекрыли чудовищный писк, не прекращавшийся ни на секунду.
– А почему ты думаешь,– Хомины губы предательски дрожали,– что, заполучив меня, твари на этом успокоятся?!
Явдоким медленно шел на него, не обращая внимания на его слова.
– Стоит тебе только открыть дверь,– прорычал Хома, схватившись за саблю,– и они ворвутся и разорвут всех нас на части!
Вздрогнув, мужик замер в нерешительности и поглядел на Ганну. Хлипкие стены мазанки сотрясались под напором чудовищ. От их бешеного визга и свинячьего хрюканья у Хомы заложило уши.
– Вели жинке и дочери схорониться подальше, – решительно встав, посоветовал Хома.– И пропусти меня в сени. Только сначала мне нужно понять, с кем мы имеем дело,– не дожидаясь ответа, он вынул из-за пазухи объемную тетрадь характерника и стал листать тонкие страницы.
Ганна закивала головою, соглашаясь, и разожгла свечу. Дрожащими руками она передала ее Хоме. Приняв свечу, бурсак склонился над тетрадью. Пальцы не слушались его, названия с изображениями плыли перед глазами. Он никак не мог найти никого, кто походил бы на существ, находившихся снаружи, тем более разглядеть их как следует не удавалось. Явдоким подошел и удивленно заглядывал ему через плечо.
Внезапно, издав протяжный стон, одна тварь ввалилась через окно в горницу и, раздувая ноздри, замотала головою. Покрутив уродливым пятачком, она попыталась расправить мелкие крылья на волосатой спине. Не раздумывая, Явдоким выстрелил в нее. Взвизгнув, продырявленная тварь отлетела в угол и тяжело повалилась, забрызгав стену кровью.
Ганна с Прасковьей визжали уже не переставая.
Осознав, что времени больше нет, бурсак бросился к сеням. В ушах у него стучало, перед глазами все плыло. Ринувшись за ним, Явдоким крикнул жинке придерживать ставни, а сам стал отодвигать щеколду на двери. Наконец справившись с нею, мужик решительно толкнул дверь. Она приоткрылась, но тут же снова захлопнулась, так сильно ее облепили твари.
Тогда Хома склонился к постели, на которой спал, и, схватив длинный пучок соломы, поджег его от свечи. Вместе с Явдокимом они дружно налегли на дверь. В небольшую щель Хома выставил горящий пучок. Клыкастые морды и когтистые лапы тотчас отпрянули. Навалившись со всей силы, Хома вылетел на ночной двор. Дверь за ним тотчас затворилась. С горящим пучком в руках он остался с тварями в темноте один на один.
Избегая огня, сотни волосатых лап мгновенно облепили парня, другие обогнули его и снова бросились к двери. Словно воронье, твари цеплялись за волосы, толкались, срывали одежду. Они были повсюду. Уворачиваясь, Хома исхитрился вытащить саблю и дрожащими руками стал махать вокруг, разгоняя чудовищ, стараясь хотя бы ранить кого-то из них.
И без того темная ночь почернела от кишащих тварей. Острая сабля Хомы наконец как-то тягуче прошла по телу одной из них. Разрубленная пополам тварь рухнула к его ногам. Оскаливая разъяренные хари, чудища бросились врассыпную. Огибая Хому, словно черная бушующая река, новые и новые твари вылетали откуда-то из леса и неслись к мазанке.
Вдруг, скрипнув, отворилась дверь. На пороге показался Явдоким, и сразу же за этим последовал выстрел, мгновенно разметавший по крыльцу кровавые ошметки сразу троих чудищ. Отбросив ружье, Явдоким выхватил саблю из-за пояса и стал неловко и медленно ею размахивать.
Все это произошло в считанные мгновения. Но в эти мгновения бурсак позабыл защищаться, и тогда твари облепили его тело сплошной зловонной массой. Задохнувшись, он с трудом охнул. Яростно отбиваясь, он наконец скинул их с правой руки и сумел неловко замахнуться саблей. Воздух засвистел. Продолжая отчаянный полет, сразу пять тварей наткнулись на острие сабли и, поверженные, рухнули к ногам Хомы.
Ближайшие тотчас бросились в разные стороны, но остальные не могли остановиться на бегу и снова и снова врезались в парня, норовя сбить его с ног. Махая саблей, раздираемый когтями, орошаемый брызгами крови, неожиданно ликующий от хруста костей, Хома испытал такой прилив азарта, что позабыл обо всем на свете. Его тело словно слилось с оружием, он не чувствовал ни усталости, ни боли, не понимал, сколько раз его ранили и насколько серьезно.
Внезапно погрузившись в бесконечное нечто, Хома увидел себя, мощного как скала, злого, как разъяренный зверь, на просторном сером лугу, над которым плыли серые облака, размахивающего саблей и разгоняющего огромных ярких уродливых бабочек с громадными перепуганными человеческими глазами. Хрупкие бабочки ломались, рвались, умирая вокруг него сотнями. Его тело обдувал легкий ветерок, а внутри него клокотала ненависть и росло, росло желание убивать, крушить.
