Я не раз ловила на себе эти загадочные взоры, и они волновали и пьянили сильнее, чем легкое шипучее вино, которого юным леди, коим еще не повезло оказаться в числе дебютанток, этикет дозволял всего один бокал.
Но когда, раскрасневшись от очередных комплиментов и просьб о свидании, выскользнула в полумрак закрытого балкона, вдруг попала в плен прохладных рук и мгновенно подняла ближний щит.
– Не нужно так пугаться, – насмешливый шепот раздался почти возле уха. – Я всего лишь хотел подарить вам это…
Моей руки коснулись нежные лепестки полураскрытой белой розы, до этого мига украшавшей плечо принца, а рыцарь пристально глянул мне в душу колдовскими глазами, опушенными стрелами черных ресниц, и настойчиво посоветовал:
– И не давайте пустых надежд юным лордам… тсс…
Он исчез так же незаметно, как и появился, а я, движимая неясным пока предчувствием, поспешно сунула подарок в вышитый жемчугом бальный кошель.
И вовремя: на балкон выплыла одна из фрейлин королевы, бдительно оглядела каждый уголок, потом меня и, недовольно скривившись, проследила, как я покидаю место, где на мое бедное сердце сокрушительной лавиной обрушилась первая любовь.
На глаза невольно навернулись слезы, и я заплакала, тихо и безнадежно. Но вскоре уснула, даже не заметив как.
А проснувшись утром и обнаружив, что солнце уже поднялось над садом и щедро заливает его жаркими лучами, не сразу вспомнила, что именно так огорчило меня ночью. Бабушка снова оказалась права: утром новые заботы, тревоги и дела решительно потеснили в моем сердце боль старых тайн, неожиданных открытий и уже прошедшей любви.
В столовой меня ждал обещанный слоеный торт из трех пластов разного мороженого, хрустящих вафель, с жареными орешками и охлажденной ягодой. Сверху он был полит густым желе из красной смородины и украшен шоколадной сеткой и ломтиками сваренных в меду фруктов.
Мне было отлично известно, сколько времени обычно возится с ним кухарка, и раз она успела вовремя, значит, Манефа встала затемно, чтобы помочь.
– Спасибо, – расцеловав старушку в щечки, благодарно заглянула в ее глаза, – я твоя должница. Хочешь, покатаю по саду на сфере?
– И не жалко тебе будет, если я испугаюсь и начну заикаться? – лукаво засмеялась она. – Нет, такие развлечения не для старушек.
– Тогда чего ты хочешь? – спросила ее, проглотив первый, бесподобный на вкус кусочек, примиривший меня со всеми печалями.
– Ну, даже не знаю… – притворно задумалась Манефа. – Сама придумай.
– Хитришь, – вздохнула я, допив чай, и расслабленно откинулась на спинку стула. – Все ты знаешь, только хочешь, чтобы я сама сообразила. А подсказать не можешь? Или добрый совет дать?
– Упаси милостивые боги! – замахала она сухими ручками. – Это самое неблагодарное дело. Я после одного случая узелок на память завязала никогда никому ничего не советовать и не подсказывать. Свои ошибки каждый должен делать сам. Я ведь не провидица и не могу точно обещать, что мои слова исполнятся. И если случайно промахнусь, то и подругу потеряю, и обвинений наслушаюсь.
– То есть мне ты тоже совета не дашь, – правильно поняла я ее намек. – Но к кому тогда идти? К Альмиссе или к леди Модене?
– Зачем к ним идти, скоро сами за тобой придут, – безмятежно успокоила меня бабушка. – Утром письмо прислали. Кстати, секретаря я тебе нашла, к вечеру приедет. И еще… Мне нужно уехать, цветик мой. Но не смотри так несчастно, не рви старухе душу, это не сегодня.
– А когда?
– Завтра к вечеру. Но я буду тебе писать каждый день. Да и ты ведь магиня? Значит, сможешь навестить меня в любой момент.
– Это так, но как я буду без тебя сейчас… когда открылись такие тайны?
– Да ничего особого там не открылось, – как-то легкомысленно отмахнулась она. – Ты и прежде знала, что Альгерт на тебя внимания не обращает. Но теперь хотя бы ясно почему.
– Почему? – немедленно переспросила я.
– А сама ответить не можешь? – искренне изумилась Манефа. – Ты же все теперь знаешь и можешь сложить правильную картину. Тебя же Стай считает очень сообразительной.
– Да? – задумалась, глядя, как она неспешно кладет в рот маленькие кусочки торта. – Боюсь, учитель мне сильно польстил. Ничего понятнее не стало. Наоборот, как-то запуталось.
– Каждый клубок имеет начало, – глубокомысленно заметила Манефа. – Оттуда и начинают его распутывать.
– А! Ну так тот маскарад и был самым началом. Я решила, будто понравилась Альгерту, и мгновенно в него влюбилась.
Даже теперь, через четыре с половиной года, очень непросто было это произнести, а тогда я молчала как рыба на все расспросы матери и отца.
– Это всем известно. Но нас ведь интересует Райвенд? Ну, ради чего он изображал на балу брата, теперь я могу сказать с уверенностью, – прикрывал того от матери. Ты же сама мне поведала, что наследник упорно искал свою любимую, а для этого ему необходимо было незаметно исчезать из дворца. А с младшим он всегда ладил, и смерть отца их очень сплотила. Ну а самого Райвенда прикрывать не было нужды. Все знают, что с тех пор как принц увлекся асгардорской росписью, он все свободное время проводит в мастерской и никого туда не пускает, кроме старого слуги. А тот предан хозяину, как пес, – за последние пять лет ни разу не польстился на посулы и не дрогнул перед угрозами.
«А ведь действительно», – задумалась я. Об этом известно всем, только мне до этого времени и в голову не пришло связать увлечения младшего высочества с Рендом. Но взамен тут же возник новый вопрос:
– Зачем тогда он пришел за мной на балкон? Подарил розу и запретил отвечать на ухаживания лордов?
– Этот вопрос посложнее, но ты ведь помнишь, когда он подружился с Эстеном?
– Ну да, – уверенно начала я и резко смолкла.
Милостивые боги, и о чем только думала раньше?! Ведь до того знаменательного маскарада он уже полтора года дружил с Эстом, хотя я знала об этом лишь из случайно услышанных сплетен. Да и не интересовало меня в то время, с кем из лордов проводит время друг, с которым мы встречались не так уж часто. Иногда не виделись по две-три декады. Но ведь это не значит, будто принц ничего не знал обо мне?.. Нет, не мог он не знать. Помнится, я сама как-то обратила внимание Эста на молодого лорда, наблюдавшего за нами с мостика через ручей.
– А, это мой друг, – небрежно бросил тогда бастард, и я, успокоившись, тотчас забыла о незнакомце.
– Вот именно, – мягко улыбнулась Манефа. – А если припомнить, как ты сама описывала мне напарника, то можно уверенно сказать, что на жестокие шутки или действия он не способен.
– Это несомненно. Но почему тогда поступил так странно?
– Гинни, ты сегодня на редкость несообразительна! – раздался от дверей звонкий голос, и в комнату ворвалась Альмисса. – Каюсь, я наблюдала за вами целых пять минут, девичье любопытство никуда не денешь. Хочешь, за это буду отвечать на твои вопросы и расшифровывать подсказки бабушки Манефы?
