– Конечно, звонил. Как всегда, один раз в неделю строго по расписанию, – усмехнулась мать, скидывая нежно-розовое пальто, – справлялся о тебе, но я заверила, что у тебя всё в полном порядке.
– Спасибо, на самом деле так и есть. Просто столько всего навалилось в последнее время, что я решила взять перерыв.
– Правильно, Тася, самое время. Кстати, тебе не помешало бы обновить цветовую палитру твоего гардероба. Светло-розовый прекрасно пойдёт тебе и освежит цвет лица.
Таисия согласно кивнула и поплелась за матерью на кухню. Та, конечно, пытается развлечь свою дочь, наверняка понимая, насколько неискренне звучат слова о сложностях на работе, но больше всего ей хотелось сейчас остаться наедине с самой собой. И в то же время она боялась этого. Ей казалось, что едва она перестанет занимать себя какой-нибудь бытовой ерундой, ею сразу же овладеет уныние и дурное плаксивое настроение. Слёзы и без того наворачивались на глаза беспрестанно, желая сорваться вниз с длинных ресниц. Она прогоняла их прочь, но знала, что сейчас её глаза выглядят, как стеклянные, из-за прозрачной завесы слез.
Нужно было двигаться, не сидеть на месте и ни в коем случае не заводить разговоры на личные темы. Болтать о чём угодно: о маникюре и дрянной погоде, о переменчивой моде, делиться случайно услышанными пикантными новостями об общих знакомых, но только не о себе. Таисия даже дала согласие матери увлечь себя шопингом, лишь бы не сидеть одной наедине со своим разбитым сердцем, изнывающим от боли где-то в глубине грудной клетки. Таисия ходила как автомат по модным бутикам, покупая вещи, о которых забывала сразу же после того, как их упаковывали на кассе, пила дорогой кофе в излюбленных заведениях, не чувствуя его вкуса, вертела в руках новенький iPhone с новым номером, купленный ею самой взамен того, что подарил ей Алексей. Она боялась даже притронуться к старому телефону, словно он мог ожить в её руках и низким приятным голосом Алексея начать нашёптывать ей обжигающе-страстные речи, поражающие своей откровенностью и неприкрытой жаждой секса. Бумажный пакет с его подарками так и стоял в углу её комнаты, и она обходила его по широкой дуге, опасаясь лишний раз даже смотреть в ту сторону.
Таисия понимала, что сил храбриться хватит только на публике, а едва за спиной захлопнется дверь спальни, отрезая от всего остального мира, её накроет чёрной безнадёжной печалью и сожалением. Даже сейчас они стояли совсем неподалеку, ожидая момента, когда можно будет беспрепятственно завладеть её душой, раздирая на мелкие кусочки, впиваясь острыми зубами в сердце, вспарывая его и высасывая кровь, оставляя взамен только пустоту. И они дождались своего звёздного часа. Когда время было далеко за полночь, они сгустились чёрными тенями по углам тёмной спальни и поползли по направлению к её кровати, извиваясь на полу и тихо скрежеща зубами. Словно монстры из детских кошмаров, они протягивали к ней свои жадные рты, скользили мерзкими хладными пальцами по тонкой шее, перекрывая доступ кислорода в лёгкие. Ей вдруг стало страшно и до того одиноко, что захотелось сбежать вниз по лестнице босыми ногами, уткнуться в родное плечо с каким-то странным всхлипом: "Мааа…", обнять изо всех сил и верить, что невзгоды могут растаять в воздухе от одного ласкового касания в ответ, а боль утихнет, стоит лишь подуть на ранку, как в детстве. Таисия накинула халат и спустилась вниз, зная, будучи уверенной, что мать ещё не спит. Она редко ложилась раньше двух-трёх часов ночи и обладала уникальной способностью выглядеть наутро свежей и отдохнувшей, даже если проспала всего часов пять. Она оказалась права – мать ещё не спала, она сидела за столом в гостиной с наполовину опустевшим бокалом спиртного и сигаретой в руке, перебирая старые фотографии, сваленные в одну кучу перед ней. Одного взгляда на них хватило, чтобы понять – она разглядывала старые снимки, сделанные ещё до замужества. На большинстве из них она была запечатлена на сцене театра в том или ином образе.
– Ты же говорила, что курить вредно, – сказала Таисия, остановившись в проёме дверного косяка.
– Говорила, Тася, и сейчас скажу то же самое. Но иногда становится до того тоскливо, что хватаешься за любую возможность прогнать тоску. Или хотя бы сделать так, чтобы она не обгладывала тебя изнутри слишком сильно.
– Ты скучаешь по тем временам, по прежней далёкой жизни?
Мать пристально посмотрела на фотографии и опустошила парой глотков содержимое бокала. Она не ответила на вопрос, но продолжила:
– Не умею я быть счастливой, Тася… Сама не умею и тебя не научила, – мать затянулась сигаретным дымом и закашлялась, – видишь, даже курить толком не умею.
Она погасила сигарету в опустевшем бокале виски, поболтала им в воздухе.
– Вот так всю жизнь. Начинаешь, пробуешь, бросаешь. Гонишься за тем, что кажется более важным, престижным… Свернёшь однажды не туда, сомневаясь, что игра стоит свеч, а потом жалеешь, что не рискнул и не поддался внутреннему зову.
– Ты о чём-то жалеешь?
Мать собрала в кучу разложенные фотографии.
– Все мы о чём-то жалеем. Вот только не надо принимать на свой счёт. Если и было что-то по-настоящему хорошее в моей жизни, так это рождение тебя. А всё остальное – так, мишура, красивая блестящая обёртка.
– Может, тебе лучше прилечь отдохнуть?
– Пытаешься перевести тему разговора на меня, Тася, только чтобы я не задавала тебе неудобные вопросы? Ходишь, словно автомат, пытаясь доказать кому-то, что ничего страшного не произошло. Одному Богу известно, что тебя гложет и рвёт на части, а ты ходишь с этим проклятым холодным выражением глаз, делая вид, что справишься. И ведь не скажешь же?
– Не скажу, – кивнула Тася, – навряд ли ты сможешь мне помочь, если даже я сама не в силах.
– Ты слишком похожа на своего отца, отгораживаешься ото всех стеной и перевариваешь за ней происходящее. Можешь даже из чистого упрямства идти наперекор себе, отказывая в желанном. А нужно по-другому. Если ты находишь что-то своё, нужно хвататься за него и не отпускать. Держаться за него изо всех сил. Неважно, будь это занятие, приходящееся тебе по душе, или понравившийся мужчина, или мечта…
Таисия не знала, что ответить ей на эти слова. Иногда не стоит хвататься, хотелось сказать матери. Ведь она, Тася, будучи уверенной, что вот оно – счастье, рядом с Алексеем, так слепо бежала за ним и хваталась за каждую минуту близости с ним, что растеряла по пути к нему саму себя. Не осталось от неё самой ни капли – всё высушила досуха одержимость им, поселилась внутри, как ядовитая отрава, и вместо крови бежит по венам. И как теперь жить с этим невыносимым жжением в груди она не знала… Мать пристально посмотрела на неё и усмехнулась, кивнув головой:
– Наверное, ты права, мне стоит прилечь отдохнуть. А завтра всё покажется не таким унылым и мы найдёмся ещё не один повод улыбнуться, подняв голову повыше, верно?
– Конечно, ма, – мягко улыбнулась ей, показывая всем своим видом, будто она на самом деле не так сильно выбита из колеи и способна справиться с минутным упадком духа.
Глава 15. Март
