— Я помогу тебе лечь? — спросил Илья, так ничего и не дождавшись.
— Да, спасибо.
Опустившись на подушку, Кира потянулась за пультом, чтобы поднять изголовье кровати. Илья собрал абрикосы, сполоснул их водой и сложил на столе.
— Я принес твои вещи. Хочешь, помогу переодеться?
Она кивнула. Нужные слова застряли где-то в горле. Кира чувствовала, если произнесет их, то непременно расплачется. А сколько можно лить слезы? Получилось еще хуже — она молчала, и Илья молчал.
Он осторожно стянул с нее больничную рубашку. Задержал взгляд на животе — три пластыря, один из них с подсохшей кровью, трубка. Неожиданно наклонился и поцеловал живот в самом низу, над лобком. Кира вздрогнула… и снова промолчала. Илья помог надеть мягкую домашнюю «ночнушку». И где откопал? Кира давно ею не пользовалась, с тех самых пор, как переехала к нему.
Комок в горле стал еще больше, еще колючее.
Илья положил в ящик тумбочки крем для лица и что-то еще, поставил у кровати шлепанцы, достал щетку для волос.
— Помочь…
— Илья, прекрати! — вырвалось у Киры, и она закашлялась, чуть не задохнувшись — горло сжало спазмом.
— Прекратить? — переспросил он растерянно.
И Кира испугалась еще сильнее — он побледнел, и его взгляд ожег ее болью.
— Я недостойна твоей заботы… и жалость мне… не нужна, — пробормотала Кира, старательно подавляя каждый всхлип.
— Дурочка, — вздохнул Илья, как будто бы расслабившись. — Давай-ка я усажу тебя поудобнее, да расчешу твои волосы. Заодно и поговорим…
Илья редко занимался ее волосами, но все же такое случалось. Он говорил, что ему нравится их расчесывать, нравится их запах и упругая шелковистость. И всегда начинал аккуратно, с кончиков.
— Кира, я люблю тебя.
Ее бросило в жар, и учащенное дыхание выдавало ее чувства. Отчего же так тяжело произнести в ответ то же самое? Но Илья не ждал ответа, он спокойно продолжил:
— Мне хотелось бы, чтобы тяжелые моменты нашей с тобой жизни мы переживали вместе. Я виноват перед тобой…
— Нет! — воскликнула она.
Илья мягко приложил палец к ее губам.
— Я говорю, ты слушаешь. Хорошо, котенок? А потом я выслушаю тебя.
Она кивнула.
— Я виноват перед тобой, потому что не смог уберечь от беды. Не уследил, не предугадал, не позаботился. Не справился с ответственностью. Ты, наверняка, винишь во всем себя. Ты не можешь иначе, я знаю. Один хороший человек посоветовал мне… вернее, нам… Кира, давай перелистнем эту страницу. Я могу долго доказывать тебе, что ты ни в чем не виновата. Ты не могла предугадать, что беременность внематочная. Ты не контролировала свое поведение, потому что произошел гормональный и нервный срыв. Я могу долго доказывать себе, что я не смог вовремя поговорить с тобой, потому что обстоятельства так складывались… Но, правда, разве это самое важное?
Риторический вопрос, но Кира все же спросила:
— А что важно?
— Для меня важно, что ты жива, — ответил Илья, не задумавшись ни на секунду. — Я люблю тебя, и мне не нужно тебя прощать, потому что я не сержусь. Ты жива, ты рядом… Нет ничего важнее.
— Но? — выдохнула Кира, отчаянно кусая губы.
Слезы уже полились, обжигая и без того горячие щеки.
— Никакого «но», Кира. А что важно для тебя?
Плакать было больно. Любые резкие движения вызывали боль в животе. Кира заметалась, ища платок или полотенце, чтобы вытереть слезы.
Бестолочь. Они все равно лились, хотелось ей этого или нет. И рука на животе не помогала ей справиться с болью. Зато Илья, как обычно, нашел выход: и платок для ее «соплей», и объятия, в которых ей стало тепло и уютно, как прежде.
Она поняла, чего он добивался. Он хотел, чтобы Кира простила себя — без разборок и наказаний, без самоедства и терзаний. И ведь он… прав. Своими мучениями она усугубляет его… вину. Мало ли, что за женщина была на даче. Мало ли, почему он вообще туда поехал. Они же договорились доверять друг другу.
Кира взяла Илью за руку, переплетая свои пальцы с его.
— Для меня самое важное — быть нужной тебе, — прошептала она. — Ты ни в чем не виноват, поэтому не кори себя. Я люблю тебя. Да, я согласна. Давай перевернем эту страницу. Я не обещаю, что сразу стану веселой… прежней… Дай мне время. Но я обещаю, что прощу себя, если ты… тоже…
— Я тоже, — покорно согласился Илья. — При одном условии.
Она вскинула голову, не веря своим ушам. Какие тут могут быть условия?! И тут же поняла, что он шутит — мягкий любимый взгляд ласкал, глаза лукаво поблескивали.
— Ты сейчас повторишь еще раз эту фразу. «Да, я согласна». — Он загадочно улыбнулся и полез в карман брюк. — Не то место, не то время. Но какое «то»? Зато будет, что вспомнить в старости, которую я надеюсь встретить с тобой.
Кира приоткрыла рот — если это то, о чем она думает…
Коробочка из черного бархата. Кольцо внутри — золотое, с искрящейся алмазной крошкой.
— Выходи за меня замуж, Кира.
Можно придти в больницу из жалости. Можно из жалости заботиться и ухаживать, после таких-то потрясений. Можно прощать — тоже из жалости. И говорить слова, за которыми ничего нет.
Но замуж из жалости не зовут, это точно.
Смеяться было так же больно, как и плакать — даже еще больнее. Кира глупо хихикнула и уткнулась носом в плечо Ильи.
— Это смешно? — настороженно спросил он.
— Я над собой, — пояснила она. — Такие глупые мысли…
— Над глупыми мыслями будем работать, — пообещал он. — Ты ответишь, котенок? Может, я недостаточно… тактичен?
— Да, я согласна.
— Согласна, что нетактичен? — ухмыльнулся Илья.
— Согласна выйти за тебя замуж, — возмутилась Кира и осеклась, догадавшись, что он снова шутит. — Ты же хотел услышать эту фразу?
— Повтори еще раз, котенок, — попросил он, надевая кольцо ей на палец.
— Да, я согласна.
41
В Петушках Марина провела целых две недели, взяла отпуск за свой счет. Перед этим, правда, рыдала от бессилия на кухне городской квартиры, уверенная, что мужчины — отец и Егор — спят.
Маму положили в больницу с атипичной пневмонией. Марина разговаривала с дежурным врачом, осталась вполне довольна условиями и лечением, однако ее помощь нужна и отцу, который терялся без женского «руководства». Он не умел готовить, а приходилось соблюдать диету из-за язвы. В идеале Марина должна была остаться рядом с родителями и помогать им обоим.
— Возьми отпуск за свой счет, — посоветовал Егор.
Марина наивно полагала, что он спит, а он появился рядом, как истинный рыцарь, когда она заплакала.
