— Я обозвал тебя садюгой. Мысленно, — признался Егор значительно позже, когда они пили чай на кухне, восстанавливая силы.
— Завтра навещу маму в больнице, и поедем на дачу, — спокойно ответила Марина. — Там крапива растет. Давно хочу отхлестать твою попу крапивой. Вот и повод есть.
— Не-е-ет… — восхищенно протянул Егор. — Ты этого не сделаешь.
— Спорим?
Спорить он не стал. Вспомнил, что рядом с дачей лес, а в лесу полно березок. Изобретательности леди можно только позавидовать.
Марина не обманула, угостила его крапивой, как и обещала. Правда, не сильно. Загнала в баньку, заставила спустить штаны и хлопнула раза три по ягодицам. А потом они чуть не грохнулись с лавки, неистово целуясь.
В воскресенье Егор уехал в Москву. Работа и вечера на телефоне… Иногда он звонил и днем, чтобы услышать голос Марины. Иногда она звонила сама, кажется, за тем же самым.
— Малы-ы-ыш…
— М-м-м?
— Я скучаю.
— Скоро увидимся, моя леди.
В пятницу он подстригся, а в субботу поехал за Мариной, нервничая, как первоклассник перед первым сентября. С его умением устраивать сюрпризы…
— Мариш, у меня в машине арбуз и… еще кое-что. Помоги принести? — попросил он, поздоровавшись с родителями и обняв Марину.
Наверное, это прозвучало фальшиво, потому что, едва спустившись во двор, леди мрачно спросила:
— Что случилось?
— Ничего. Просто хочу поговорить с тобой. Пять минут. Можно?
— Ты меня испугал, — пожаловалась она. — Конечно, говори.
Они сели в машину.
— Можешь ругаться, если пожелаешь, — без предисловий начал Егор, — но я купил твоим родителям путевку в санаторий на море. Маме нужно долечить легкие, я узнавал. На следующих выходных концерт «Би-2», мы летим в Сочи на день. Потом родители — в санаторий, а мы с тобой к вам на дачу, караулить огород. Я взял отпуск, чтобы провести его с тобой. И Пончика заберем.
Тишина. Марина смотрит на него круглыми глазами. Вот бы угадать, о чем она думает? А ну как скажет сейчас: «Вон из моей жизни вместе со своими подарками!» И что ему тогда делать? Тут даже целование ног не поможет. Не вымолить прощения.
— И о Пончике… подумал… — произнесла она тихо, едва шевеля губами.
— Ему будет скучно без тебя. Он и так… скучает. Марина, я…
— Спасибо.
Не сердится? Но почему она… плачет? Он все же обидел леди…
— Марина, я не…
— Спасибо, Егор, — снова перебила она его. — Я искренне благодарю.
— Но?
Как же хочется вытереть эти слезы и зацеловать эти губы…
— Нет никакого «но». Я… Знаешь, я думала… Я никогда не принимаю таких подарков. Я думала, что рассержусь. Однако это не так. Мне очень приятно, что ты сделал это для меня. Вернее, даже не для меня… Это… — Она взяла его за руку. — Егор, спасибо.
Он понял, что она хотела сказать. Марину тронула забота о ее родителях. Он не повез на курорт ее, он просто хочет быть рядом — неважно, где, хоть на огороде, пропалывая сорняки. И она это поняла и оценила. Поэтому и не сердится.
— Тебе идет стрижка, малыш.
— Мариша, я люблю тебя, — произнес он, накрывая ее губы поцелуем.
43
Первые дни после больницы были самыми тяжелыми.
Навещая Киру в палате, Илья заставал ее если не веселой, то хотя бы спокойной и умиротворенной. Она улыбалась ему, охотно болтала, с удовольствием сидела у него на коленях, прижимаясь теплым боком. Когда он привез Киру домой, стало понятно — она собирала все свои силы, чтобы радоваться его визитам. В ее чувствах не было фальши, просто она с трудом отпускала прошлое.
Кира старалась. Илья не слышал ни единой жалобы, на вопросы о самочувствии она неизменно отвечала, что все в порядке. Однако в замкнутом пространстве квартиры ей стало тяжелее скрывать свои переживания.
Они никуда не делись. Илья не мог упрекнуть Киру в самоедстве или глупой инфантильности, он и сам не смог просто забыть о том, что произошло. Не напоминать друг другу, не разговаривать об этом, не злиться — получалось легко. А чувство вины никуда не уходило. Видимо, у Киры тоже.
Илья заметил страх и смятение в ее глазах, когда они вернулись домой. Как будто она вдруг стала тут чужой. Робко топталась на пороге, потом тихой мышкой проскользнула в свою комнату. Там давно все было обустроено по ее вкусу, Илья поменял даже цвет обоев и занавесок, чтобы Кира чувствовала себя уютно в своем «логове».
Он зашел следом, принес сумку с вещами. Кира устроилась в любимом кресле, прижимая к животу обеими руками думку. Эту подушечку сделала своими руками бабушка, мать ее отчима, которую она любила, как родную.
— Котенок, хочешь принять душ? — мягко спросил Илья.
— А? — Она подняла на него взгляд, полный такой тоски, что у Ильи сжалось сердце.
Он повторил вопрос, и она закивала:
— Да, конечно. Сейчас.
— Я тебе помогу.
— Нет! — воскликнула она. И тут же добавила, испугавшись: — Мне… неловко.
— С каких это пор? — Илья изогнул бровь, нахмурившись.
Конечно, он знал об осторожности и послеоперационных ограничениях, и не планировал никакого секса. Просто хотел заботиться о своей сабе — так, как это можно было делать, учитывая все обстоятельства. Кира не перестала быть его сабой, что бы она там себе не думала.
— Некрасиво… — Она опустила голову. — Лучше я сама.
— Кира-а-а… Не городи ерунды. Пойдем ко мне, там больше места.
Конечно, она пошла. Послушно встала и протянула ему руку, и даже тепло улыбнулась. Но как же она боялась… Илья надеялся, что не его.
Швы на животе совсем маленькие. Глупая девочка, он не думал о красоте — лишь о ее здоровье и безопасности. А еще он безумно соскучился по ее телу, по запаху, по нежной коже и непослушным волосам. Он был осторожен и ласков, как никогда.
— Можно? — она замерла, прикусив губу, когда он смыл гель и выключил воду. — Пожалуйста…
Илья не смог отказать. И мужественно терпел пытку, крепко сжимая зубы. Кире важно было сделать этот шаг — он это понимал.
— Я могу…
— Нет, — перебил он, возражая против минета. — Это будет несправедливо, котенок.
Он бережно вытер Киру, высушил и расчесал ее волосы, смазал йодом швы, накормил обедом.
— Ты поедешь в студию? — спросила она, когда он мыл посуду.
— Нет, останусь с тобой.
Он повернулся к ней, вытирая руки, и порадовался, что отложил работу на ближайшие дни. Кира вспыхнула от радости, расплываясь в улыбке. Она нуждалась в нем, как в воздухе. Как и он в ней.
