Луиза пришла встречать Поля, как всегда, с шоколадной булочкой. Глаза у нее были красные. Дома она долго плакала, вспоминая — нет, не бывшего мужа, она его уже не любила, — а свою прошлую жизнь, когда они жили семьей. «Мы не были счастливы, мы делали вид», — подумала она по дороге себе в утешение. У булочной Луиза заметила чернокожего мужчину: он стоял, опираясь на стену, и тоже, как видно, ждал. «Наверное, месье Сент-Ив, — предположила Луиза, — они с Лазарем похожи». Очень высокий, не по сезону легко одетый: в темном, хорошо сшитом, но слегка помятом костюме и белой рубашке, — очень красивый мужчина, «если кто любит черных», как сказала бы Николь. Луиза прогнала эту мысль, как навязчивую муху. Сама она не расистка, ясно?
Дверь лицея Луи-Гийу распахнулась, и первыми выбежали Поль и Лазарь. Они кинулись к Луизе, крича:
— Можно мы поиграем в субботу?
Спаситель направился к ним, руки в карманах, пиджак нараспашку. Когда Лазарь его заметил, то чуть не подпрыгнул от изумления.
— Папа?
И тут же пришел в неописуемый восторг:
— Папа! Это же папа!
Сент-Ив представился Луизе, и она слегка покраснела. Лазарь дергал отца за руку и кричал на весь двор:
— Пап! Ну пап! Мы хотим с Полем увидеться! Хотим поиграть в субботу!
Взрослые исполнили небольшой балет, обмениваясь любезностями: будет ли для вас удобно — разумеется, с большим удовольствием — не хотелось бы вас беспокоить — что вы, что вы, нисколько, нисколько. Под неумолчное трещание мальчишек Луиза и Спаситель договорились, что Луиза приведет завтра Поля к Сент-Ивам.
— В два часа, — предложил Спаситель.
— Йес! — завопили Поль и Лазарь, хлопая в ладоши.
Вечером Спаситель пребывал в мечтательной задумчивости, несмотря на все усилия сына его рассмешить. А когда уложил Лазаря спать, то открыл ящик тумбочки у кровати и вытащил из него крафтовый конверт. Конверт показался ему очень легким. В нем — все его прошлое. Спаситель сунул в конверт руку и наугад вытащил фотографию: муж и жена, оба белые, пожилые, горделиво застыли навсегда на пороге отеля-ресторана. Мишель и Мари-Франс Сент-Ивы, владельцы «Бакуа». Спаситель вглядывался в фотографию, пока туман не застлал ему глаза. Он вслепую вернул ее обратно в конверт, а конверт спрятал под подушку, потому что услышал шаги Лазаря.
— Почему ты не спишь?
— Папа, а почему Николь сказала, что черные — черномазые негритосы? — спросил Лазарь.
Спаситель не ожидал вопроса.
— Прости, не понял!
— Почему Николь сказала, что черные — черномазые негритосы?
— Она тебе так сказала?
— Нет. Она так сказала маме Поля. Меня она называет африканцем и еще говорит, что меня зовут как вокзал.
— Ах, вот оно что. Понятно.
Спаситель всегда чувствовал неискренность приторной вежливости няни Лазаря.
— Что ж, Николь права. Мы дуа бедных ниггера. Едуа слезли с деева.
Спаситель заговорил с креольским акцентом и услышал в ответ нервный смешок Лазаря.
— Ты так говоришь, потому что смеешься над Николь?
— Если человек сказал глупость, ему нужно ответить ЕЩЕ БОЛЬШЕЙ глупостью, и тогда он, возможно, поймет, чтó сморозил. И еще: из уст белого слово «негр»
[13] звучит как оскорбление, но на Антилах чернокожие между собой называют себя неграми. Если бы тебя укладывала спать моя няня, то приговаривала бы: «Суадко спи, мой негитеночек!»
— Ты меня научишь говорить по-креольски, папа?
— Я знаю всего с десяток слов, не больше, — покачал головой Спаситель. — Мои родители не хотели, чтобы я говорил по-креольски.
— Почему?
— Потому что тогда бы они меня не понимали, — ответил Спаситель и прижал коленом подушку, словно хотел ею что-то раздавить.
— Твои белые родители были ненастоящими родителями. А кто были настоящие?
— Я тебе уже рассказывал, — ответил Спаситель, которому было неприятно от того, что ему было неприятно.
— Рассказывал, — согласился Лазарь, — но я не запомнил.
— Мою маму звали Никез. Никез Бельроз, но я совсем не знал ее. Она умерла вскоре после моего рождения. А отца у меня не было.
— Был, — напомнил ему Лазарь, — отец есть всегда, пусть только биологический.
— Биологический был, — согласился Спаситель. — А теперь марш спать, а то как вы завтра будете играть с Полем?
«Меня это мучает, поэтому я не хочу об этом говорить», — внутренне огорчился Спаситель, глядя, как Лазарь, сгорбившись, идет к двери, всей своей фигуркой выражая неодобрение. На пороге он обернулся и спросил:
— А у Габена?
— Что у Габена? Лазарь, не суй нос не в свои дела!
Лазарь обиделся.
— Ты злой, — сказал он тихо — и сам испугался того, что у него вырвалось.
Спаситель протянул к нему руки, очень-очень огорченный.
— Да нет же, не обижайся! Я не хотел тебя обидеть. Габеном занимаюсь я. Вполне достаточно одного Спасителя в семье.
* * *
«Почему мне так грустно?» — подумала Луиза в субботу утром, усевшись завтракать на кухне. И сама себе ответила: «Потому что сегодня суббота, а завтра уже воскресенье». В воскресенье вечером бывший муж заберет детей. Все вокруг воспринимали поочередное проживание как дело разумное и естественное, а для Луизы оно было ужасной бедой и мукой. Не для того она рожала Алису и Поля, чтобы каждую вторую неделю их у нее отбирали. Никакой человеческий закон не должен такого позволять! Две ее лучшие подруги, Валентина и Тани, одна — мать-одиночка, другая вообще бездетная, твердили: мол, пользуйся своей свободой. Но Луиза хотела «пользоваться» своими детьми, слышать, как они смеются, играют, ссорятся, пусть даже иногда Алиса становилась просто невыносимой!
— День! Настал чудесный день! — громко пропел Поль у Луизы за спиной, и от неожиданности она чуть не выронила чашку с чаем.
— Что в нем такого чудесного? — спросила она.
— Как? Ты забыла? Я иду сегодня к Лазарю.
— Понятно, — равнодушно уронила Луиза. — Во что будете играть? У Лазаря есть игровая приставка?
— Лазарь сказал, что игры на компе не творческие.
— Повторяет слова отца, — пробурчала себе под нос Луиза. Ее раздражал этот образцовый сыночек.
А ведь в начале года, когда, встречая Поля, мадам Рошто поняла, что ее сын выбрал в лучшие друзья мальчика-метиса, она почувствовала гордость. Значит, она правильно его воспитывает. У Поля нет расистских предрассудков. Будь Луиза более внимательна к тому, что рассказывал ей сын о своем друге, она бы заметила, что он ни разу не упомянул о цвете кожи. Вопрос пигментации занимает взрослых гораздо больше, чем детей. Детей интересует другое: например, Лазарь в субботу после обеда пойдет покупать хомячка!
