— Ну и?
— Вы уступаете мне место психолога? — поинтересовалась мадам Дютийо.
— Ваша дочь знает, что вы пришли ко мне?
— Вы решили стать ее адвокатом?
Сент-Ив спохватился, что разговор начался не так, как следовало, и пересел со стула в кресло.
— Прошу прощенья, — извинился он. — Полагаю, я бессознательно выразил свое нежелание видеть вас своей пациенткой.
— Могу узнать почему?
— Я огорчен, что Марго прервала лечение.
— Она нуждается в помощи больше, чем я?
— Чтобы прочувствовать ситуацию, мне нужно время.
— Не стоит все усложнять. Вы же психолог! Представляю, в каком виде изобразила меня моя дочь!
— …
— Ну да, конечно! Вы же могила! — Мадам Дютийо усмехнулась. — Вот если бы к вам на консультацию пришел мой бывший муж — хотя он не придет, он уверен: к психологам ходят одни психи, а он нормальный. Все психи, кроме него.
— Так что было бы, приди ко мне на консультацию месье Карре? — Сент-Ив не дал пациентке уйти от темы.
— Он бы вам рассказал, кто я есть на самом деле. Женщина, которая так себя ненавидит, что вообще не способна никого любить. У меня нескончаемая депрессия, но я не желаю в ней признаваться. И поэтому однажды вечером он сообщил мне: «Я переезжаю, ты опасна, я нашел для себя убежище». Но забыл добавить, что в убежище он будет жить с молоденькой девчонкой, наверняка посговорчивее меня. Мной-то больше не поманипулируешь! Я его раскусила!
— Раскусили?
— Он патологический нарцисс.
Лицо Спасителя не выразило ни малейшего сочувствия, и мадам Дютийо поспешила добавить:
— Вы знаете, что это такое?
— Патологический нарцисс? Знаю. Из телевизора.
Она впилась в него глазами.
— Вы что, мне не верите?
— Сейчас в большой моде патологические нарциссы и гиперактивные дети. И еще у нас эпидемия депрессии.
— И что же? Гиперактивный ребенок — это моя младшая дочь. А депрессия — у меня.
— Вам не кажется, что вы пренебрегли своим призванием? Судя по всему, вы прирожденный психолог.
Спаситель остановил себя: что происходит? С чего ему вздумалось воевать с пациенткой? Она ему неприятна? Или наоборот? Слишком нравится?
— Мадам Дютийо, скажите мне, пожалуйста, почему вы решили прийти ко мне на консультацию.
Мадам Дютийо долго молчала, и Спаситель ее не торопил.
— Я боюсь, — наконец призналась она.
— Боитесь? Чего?
Мадам Дютийо боялась своего бывшего мужа, вернее, боялась вреда, который он может причинить дочерям. Не столько Бландине — она строптивая, может за себя постоять. Отец беспрестанно делал ей замечания, язвил насмешками, но все мимо. Ее не достанешь. А вот Марго он поработил. Ей нужна папочкина любовь, она ее добивается. И все кончится тем, что он сломает девочку.
Спаситель слушал ее молча. Уж кому-кому, а ему было хорошо известно, что супруги, расставшись не по-доброму, превращают своих детей в метательные снаряды.
— Вам бы хотелось, чтобы Марго смотрела на отца вашими глазами?
Мадам Дютийо передернула плечами.
— В первую очередь я хотела бы, чтобы она перестала верить его россказням обо мне. О моей якобы депрессивности, тирании и уж не знаю каких еще ужасах. Бландина мне пересказывает всё, что он говорит, но она ему не верит. Она возмущается. Считает отца вруном.
«И еще кошмарным типом», — вспомнил Сент-Ив. Дочери выбрали каждая свой лагерь. Бландина — материнский. Марго…
— Как вы думаете, почему Марго режет себе руки? — внезапно спросила мадам Дютийо.
— Именно в этом я и хотел бы разобраться вместе с ней.
Мадам Дютийо горько усмехнулась. Неужели она так ничего и не вытянет из этого тупого психолога?
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я надеялась, вы поймете.
— Пойму — что?
— Что этот человек опасен.
— Вы говорите об отце своих детей?
Она сердито покосилась на него и на секунду стала похожа на свою старшую дочь.
— Вы считаете, у меня паранойя?
— Мадам Дютийо, не стоит увлекаться ярлыками. Ваши дочери мечутся между отцом и матерью, и каждая по-своему страдает.
— Я знаю! — воскликнула она, театрально вздымая руки к потолку, и на этот раз стала похожа на младшую дочь.
Спаситель невольно улыбнулся.
— Вы что, смеетесь надо мной?
— Обе ваши дочери похожи на вас, мадам Дютийо! У них нет депрессии, паранойи и тиранических наклонностей. Они с характером, они личности.
Спаситель сказал это, не задумываясь, говорит он правду или нет. Он хотел помочь этой женщине, хоть как-то ее успокоить. И она ему улыбнулась, возможно, польщенная его мнением о себе или, возможно, обрадовавшись тому, что дочки похожи на нее. С порога она обернулась и пообещала уговорить Марго продолжить сеансы терапии.
В ответ Спаситель пожелал ей приятного вечера.
— Что вы имеете в виду?
— Извините, не понял?
— Вы пожелали мне «хорошего вечера» так, словно сказали: «Развлекайтесь от души!» Но я просто иду домой и буду готовить ужин своим девочкам.
— Теплого семейного вечера, — пожелал Спаситель, отметив, что мадам Дютийо, выходит, нарядилась в платье секси исключительно для него.
Он вернулся к себе в кабинет и увидел, что сквозняк снова сдвинул портьеру. Посетовав на дверь, которая то и дело открывается, он энергично повернул ручку, до смерти напугав своего сына, притаившегося в коридоре. И тут послышался стук бронзового молотка. Спаситель очень удивился: сегодня он больше не ждал пациентов.
— Марго? Но ты же…
— Знаю, я не пришла на консультацию, — прервала его девочка. — А мама приходила?
— Входи, не стесняйся.
— Я на минутку, — сказала она и все-таки вошла. — Я знаю, мать приходила и наговорила гадостей о папе.
Спаситель сделал приглашающий жест, показав на кабинет. Марго отрицательно покачала головой.
— Я вернусь сюда только с папой, — объявила она с вызовом.
— Отлично. В следующий понедельник в шесть. Идет?
Спаситель догадывался, что Марго не решилась сообщить отцу о том, что посещает психолога, и тем более, что режет себе руки.
— Может быть, лучше в семь, — неуверенно предложила Марго. — Папа поздно кончает работу.
Спаситель подытожил:
— Понедельник. Девятнадцать часов, месье Карре…
— И я, — торопливо прибавила Марго.
