— Что такого смешного? — мгновенно насторожилась Алиса.
— Ничего.
Луиза сделала неожиданное открытие: оказывается, она влюбилась в Сент-Ива. И думает о нем теперь постоянно. Каждый день.
А мамочка, разумеется, приехала ровно в полдень и со сливовым пирогом.
— И сливочными солеными карамельками для детей, — объявила она с порога.
Алиса считала, что давно выросла из леденцов, а Поль никогда не любил соленых конфет. Любящая бабушка сказала, что Поля неплохо было бы сводить к ортодонту, а Алиса, к сожалению, очень плохо выглядит. На деле все обстояло наоборот: Алисе нужно было поставить брекеты, а Поль осунулся.
— Что-то ты, мне кажется, раздалась в бедрах? — сказала она дочери.
— Да ты всегда говорила, что у меня невозможно толстая попа, — невозмутимо ответила Луиза.
Мать похвалила Луизин чудесный дом и выразила недоумение, зачем ей понадобилось переезжать.
— Слишком большой. Теперь для меня это дорого.
— Значит, нужна квартира. Но квартиру лучше купить. Снимать — значит пускать деньги на ветер.
— Конечно, мама, ты, как всегда, права, — согласилась Луиза, не собираясь объяснять, что у нее задолженность на банковском счете.
— Жаль, что ты так непрактична, Луиза, — вздохнула мама. — Вот если бы ты пошла в меня…
В шесть часов вечера Луиза проводила мамочку на вокзал и в качестве благодарности получила еще капельку житейской мудрости.
— Не везет нам с тобой, дочка, с мужчинами. А с двумя детьми тебе и надеяться не на что.
Луиза вспомнила про хомячка, которого попросит у Спасителя, и улыбнулась.
— Я сказала что-то смешное? — удивилась мать.
— Что ты! Совсем нет. Смотри, не упусти поезд.
— А ты не упусти жизнь! — тут же отозвалась мать, показывая всем своим видом, что, по ее мнению, дочь свою жизнь уже упустила.
Но Луиза возвращалась домой с легким сердцем. Она была влюблена и чувствовала себя Алисой, влюбившейся в кинозвезду или мальчика из старшего класса. И конечно, никто никогда не узнает о том, что она влюблена.
* * *
Гюставия заняла место Баунти в кабинете Сент-Ива — трогательный комочек золотистой шерсти, куда более деятельный в дневное время, чем его предшественник. Следуя советам сайта про хомячков, Спаситель предоставил в распоряжение будущей мамаши сено, листья и даже бумажный платок. Гюставии предстояло сделать гнездо для будущих малышей.
— Надеюсь, ты их не убьешь? — спросил отца Лазарь, ложась спать.
Спаситель повесил у себя в приемной объявление: «Кто хочет получить хорошенького хомячка через месяц или полтора, обращаться к месье Сент-Иву». Он надеялся, что Гюставия будет лучшей рекламой для маленьких пациентов.
— Доктор Спаситель?
— Да.
Это был первый звонок в среду перед приемом пациентов.
— Говорит мадам Куртуа.
Спаситель прекрасно понимал, что, услышав имя, должен бы мысленно увидеть знакомое лицо, но не увидел.
— Я мама Сирила, — прибавил голос с небольшой заминкой.
— Да-да, конечно. Как у вас дела?
— Раз я вам звоню, значит, не очень.
Смущаясь, обиняками мадам Куртуа поведала Сент-Иву историю о сексуальных играх детей в туалете школы Виктор-Дюрюи. Сирил, второклассник, позволил себя во что-то втянуть старшим мальчикам. Родители старших подали жалобу. Директор говорит об исключении. Все это такой позор. Мадам Куртуа даже опасается неприятностей на работе. Друг сказал ей, что сын у нее извращенец.
Женщина была в панике, говорила все быстрее, все сбивчивей.
— Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, — заговорил Спаситель. — Не стоит драматизировать подобные истории, это никому не принесет пользы, ни виновникам, ни пострадавшим. Вы говорили с Сирилом?
— Да. Но вышло очень плохо. Я его ударила. Это плохо, я понимаю.
— Не вините себя, вы поддались эмоциям. Вам кажется, что директор, родители учеников, ваш друг — все вас осуждают.
— Конечно, — вздохнула она. — Получается, я вырастила какое-то чудовище.
Спаситель взглянул на висящие перед ним на стене часы. У него оставалось ровно две минуты, чтобы сымпровизировать консультацию по телефону.
— В вашем рассказе, мадам Куртуа, я заметил противоречие: старшие вовлекли в эту историю Сирила, и ему же грозит исключение. Значит, директор считает его виновником, а не жертвой?
— И тем и другим, потому что была еще история с девочкой из его класса. Старшие сказали, что Сирил ее принудил.
— Принудил к чему?
— Не знаю, не знаю, — захлебнулась мадам Куртуа.
— Вы же работаете сиделкой, — напомнил ей Спаситель, — человеческое тело для вас не тайна, вас не смущает его устройство, когда вы моете его и ухаживаете за ним. Не смущайтесь и тем, что дети изучают свои тела. Разумеется, нехорошо, что они занялись этим в школе, но ведь игра в доктора появилась на свет не вчера, и мальчикам, точно так же как девочкам, всегда хотелось узнать, что находится у другого пола в штанишках. Вопрос не в этом. Вопрос в том, было ли принуждение со стороны одних детей по отношению к другим. Судя по всему, принуждение было по отношению к девочке. Но вполне возможно, принудили и вашего Сирила?
У Сент-Ива перед глазами возникло страдальческое лицо мальчика и немое отчаяние в его глазах.
— Возобновление энуреза в сентябре говорит в пользу моего предположения, — прибавил Сент-Ив, возвращаясь к изначальной проблеме, с которой пришел к нему Сирил.
— Я знала, что вы мне это скажете! Я виновата, что прервала лечение.
— Скажите, мадам Куртуа, кто вас убедил, что вы всегда и во всем виноваты?
— Жизнь. В жизни тебя постоянно прикладывают, — ответила она. — Вас, разумеется, нет. А меня, в моем положении, да. И Сирила ждет та же участь.
— Не надо так говорить. Раньше Сирил хорошо успевал в школе. Верно?
— Да, но теперь его отчислят, у него в личном деле будет запись!
— Не спешите, никаких записей пока нет.
Сент-Ив убедил мадам Куртуа прийти к нему с Сирилом завтра в половине девятого утра и повесил трубку. Лицо у него было озабоченное. Ему показалось, что молодая женщина, которая до сих пор боролась и сопротивлялась, готова дать себя растоптать. Вместе с сыном.
* * *
Будет друг, и счастья прибавится. Если такой поговорки нет, то ее стоило выдумать специально для Поля в четверг с утра. Радость при мысли, что у него появится хомячок, не шла ни в какое сравнение с восторгом, с каким он готовился обрадовать Лазаря.
— Разрешила! Разрешила! — закричал он, увидев друга в школьном дворе.
