– Мы получили восемьдесят шесть процентов из нужных девяноста пяти. Минимум.
«Сто – смерть» – он говорил раньше. Да, нам нужно всего девяносто пять. Всего… мудак.
– Ты должна усилить его боль, поняла? Это в твоих интересах.
И он отключился.
В моих интересах… В моих… Почему в моих?
Кто, в жопу, так решил?
Дэлл едет ко мне.
Едет.
Ко мне.
Пусть он сделает мне контрольный в голову.
* * *
Я никогда не видела его таким – странно безжизненным. Он стоял на пороге, смотрел тяжело и грустно, склонив голову на бок.
«Как будто ему повредило шею…»
И не стал проходить вглубь помещения – не желал встречи с «любовником»?
Он был разрушен – я начала плакать до того, как осознала это. Дэлл не злился, не ругался – он просто стоял и чего-то ждал. Не знаю, чего. А после попросил:
– Пойдем… домой.
Он звал меня домой. Не хотел верить в предательство или осознанно выбрал в него не верить. Он хотел меня. Любил меня и хотел продолжать любить.
А я не могла.
Я должна была сделать ему больно. И это все равно, что обрушить кирпич на голову тому, кто уже на последнем издыхании. И никакая водка не помогла мне заглушить боль – по моим щекам градом лились слезы.
А в руках все те самые фотографии… Я впервые увидела их вживую, и мне хватило самой верхней, где чужая рука на моей обнаженной груди, а на лице блаженство. И будто черная пелена опустилась на мозг – на себя.
Он понял, куда я смотрю. И странным тихим голосом произнес:
– Я не верю. Это монтаж…
А в глазах вопрос – ведь монтаж? Скажи, что страшная сказка – вовсе не страшная. Он, как мальчишка, готов был верить любому моему объяснению, лишь бы не жуткой отторгающей правде.
– Ты ведь с ним не была…
Но я была. И сейчас должна была предать себя и Дэлла еще раз. Себя, нас, отряд… не предать только Дрейка. И вдруг захотелось заорать: «Это монтаж! Это его идиотский план, я бы никогда, я так сильно тебя люблю…»
И тогда бы Дрейк покачал головой – разве я для себя старался? Чтобы он жил. А что делаешь ты?
А мне нельзя любить и нельзя говорить хорошее.
– Я с ним была.
Хотелось навсегда онеметь после этих слов.
Дэлл смотрел на меня без осуждения, но с глубокой тоской. И вдруг стало понятно, что это именно он бы прошел ради меня через столетия и вселенные, это он бы пропах звездами и пылью дальних дорог, лишь бы мы однажды встретились.
И тогда я сломалась – закричала, забилась в истерике. И из меня исторгалось одно-единственное слово – НЕНАВИЖУ! Себя, Дрейка, эту ситуацию – ненавижу жизнь за то, что она подставила меня под такое. Ненавижу себя за то, что бью, когда не хочу, за малодушие, за нежелание делать больно, когда надо. Ненавижу…
А когда я сумела оторвать руки от мокрого лица, уже сидя на полу, то увидела, что Дэлл ушел.
Только открытая дверь, а за ней никого.
Я успела добраться до окна как раз вовремя, чтобы увидеть, как от подъезда внизу отъезжает автомобиль Мака.
И тогда согнулась пополам от плача.
Мы рыдали вместе – я и маленькая Меган.
* * *
Дрейк пришел полчаса спустя – мои глаза так опухли, что я почти ничего не видела.
– Девяносто один процент – мы почти у цели.
Он почти у цели. А мне уже почему-то все равно – я достигла ста.
– Ладно, я не думал, что это понадобится, но раз так…
Начальник сидел в кресле и задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику. Я впервые видела его мрачным и где-то далеко – в месте, которое еще чувствовало, – радовалась этому.
– Добивать придется всем арсеналом: сообщим, что ты подсела на наркотики, а до этого жила с ним из-за денег, что торговала его взрывчаткой…
Это бред. Я больше не могла и не хотела этого слушать – может быть, я просто Меган, но у меня еще осталась гордость. Совсем чуть-чуть. И один процент не преданной души.
Один. Но он есть.
– Нет.
– Что?
Кажется, сидящий в кресле человек не ожидал, что его прервут.
– Все остальное – без меня.
Я буду искать свой метод помочь Дэллу. Даже если поздно, даже если после успешного исхода (если таковой возможен) меня никогда не примут обратно. Терять уже нечего.
– Без тебя?
На меня смотрели странно.
Что, я предатель еще для одного человека – для Дрейка? Одним больше, одним меньше. Кто вообще решил, что мы должны кого-то слушать, пусть даже почти всесильного дядьку? Надоело. То ли водка сделала свое дело, то ли боль, то ли я «исцелилась», потому что достигла собственного дна.
– Должен быть другой путь ему помочь.
Я сказала это тихо, никого не пытаясь убедить. Не будет искать он, буду я.
Начальник поджал губы. Долго молчал, удивленный и раздосадованный, – как же, его гениальный план потерпел крах, почти воплотившись. Но меня с места больше никто не сдвинет.
– Вышла из игры, значит. Пожалела собственных нервов?
Нет, собственных нервов мне не жаль, как ни странно – их мотали на все лады, живых уже не осталось.
– Ладно, – Дрейк смотрел на меня тяжело – мол, опять я должен всех вас выпутывать один. Будто это я подкинула Дэллу Цэллэ, будто это все из-за меня. – Я положу его пока в крио-сон…
Что-то слабо дернулось внутри меня.
– Это остановит…
Прервали меня жестко.
– Не остановит. Чуть замедлит физические процессы, но сознание в сон поместить нельзя, а разрушается именно оно.
И опять этот взгляд, как будто я пролила в ароматную кашу банку чернил.
Да, Меган всегда и во всем виновата.
– Буду думать, что делать, когда «Мирстон» закончится.
Дрейк поднялся.
Остановился уже у двери, спросил:
– Что я буду должен ему сказать?
Насчет чего? И когда? Перед тем, как положить Дэлла в сон или после пробуждения?
Я смотрела ровно – больше не намеревалась отводить взгляд от кого бы то ни было.
– Скажите ему то, что хотели с самого начала. Что я умерла.
Глава 3
(Pol Solonar – Melancholy)
Я проснулась трезвая и мрачная. И какая-то «ровная», почти безразличная ко всему. Не то каркас стабильности сработал после того, как я вечером дважды промыла желудок и сумела уснуть, не то сказывался побочный эффект после Комиссионеров и Кайда. А, может, просто нервов реагировать на что-то не осталось.
