Вспомнился и Джон.
Что бы он сказал ей сейчас, будь это все очередным Пантеоном Миражей?
«Не шуми, не спеши, чувствуй».
Она прислушивалась на бегу. Принюхивалась, сканировала пространство на предмет скрытых ловушек – последних не было.
Дом отыскала быстро – черный бревенчатый силуэт; тусклым желтым светом горели окна. У дома три пристройки.
«План действий?»
Голос Сиблинга и теперь звучал в ее голове, как наяву. Ей даже на долю секунды померещилось, что после тренировки она вновь будет лежать на кушетке, а ее тело будут осторожно ощупывать руки в тонких перчатках. Вот только «сохнет» она теперь по другому мужчине – по любимому Уоррену.
Вот бы они повеселились сейчас вместе. С Бойдом всегда веселее…
Но и одной привычно.
«– План: первичный осмотр. Где-то есть пленники.
– Сначала пленники? Или бандиты?
– Бандиты.
– Обоснуй».
В Пантеоне они не говорили так много, там звучали лишь приказы. Но ей нравились внутренние диалоги «на равных».
«– Освобожденные слишком рано пленники могут спутать планы.
– Верно. Действуй».
Ночь прела сыростью; над травой стелился тонкий, как вуаль, полупрозрачный туман.
Местоположение «узников» она вычислила быстро – откинула пустой амбар для скота и сторожку с инструментами, остался еще один запертый снаружи загон. А изнутри редкое покашливание.
«А еще ведь даже не вечер. Пятый час…»
Главный дом сначала обошла по периметру – внутри обнаружила около десяти человек. Скорее всего, чуть больше – подсказывало шестое чувство. Двенадцать, четырнадцать.
Спрятала арбалет, достала из-за пояса ножи…
Это месиво воспринималось ей, как игра. Как та самая голубая сфера, которую Сиблинг зимними ночами «включал» для нее в лесу. И из этой сферы сыпались, как из рога изобилия, враги.
«Справа… Двойное сзади…»
Он всегда подсказывал ей близкие касания, и она успевала разворачиваться до того, как ее «рубили». Научилась этому не сразу – поначалу ее мутузили, как грелку. Пинали, протыкали, резали, кололи. Понарошку, но ощущалось по-настоящему. Помнится, после первых занятий она отходила сутками и клялась, что никогда-никогда больше не доверит собственное обучение Сиблингу.
Доверила. И не пожалела.
Бандиты оказались кудлатыми мужиками. Грязными, пьяными и растерянными. В их глазах она видела непонимание – откуда ты взялась? – и неготовность. А неготовность – серьезная ошибка. Откуда бы она ни взялась, они не успели ни собраться, ни скоординироваться. Она ударяла быстро, сильно и точно. Выключала с первого раза («второго может не быть»), контролировала силу удара, чтобы никого не убить, – еще в лесу решила, что это не ее мир и не ее жизнь, чтобы вносить в чужие судьбы изменения столь фатально…
На все ей понадобилось три с половиной минуты. Дольше бегала по двум лестницам на второй этаж, чтобы отыскать спящих. Еще полторы минуты, чтобы найти пыльную, но прочную веревку, четыре – чтобы повязать. Свою бечевку, скрученную в рюкзаке – тонкую и широкую, – ей на эту шваль тратить не хотелось.
Когда все завершилось, Белинда впервые – как человек, а не как хищный зверь – осмысленно осмотрелась вокруг: неубранная гостиная с печью, стульями и большим столом посередине, была завалена оглушенными людьми. На чумазой скатерти остатки обеда (ужина?), рядом бочонок с едким пойлом. Мда, здесь не ждали гостей. И хорошо.
«– Ты хоть поняла, кто из них главарь?
– Нет».
И хриплый смех в голове. На этот раз Бойда.
Пленников она выпустила не сразу – перед этим через дверь предупредила, что вооружена и что вреда, если не нападут, причинять не собирается. Коротко сообщила, что «шайка обезврежена» и что «свобода».
Мужчины, осторожные, как скот, выходили по одному. Смотрели на нее со страхом, почти с суеверным ужасом. Наверное, до того, как попали сюда, пробовали меряться силами с теми, кто в доме, сами, но потерпели поражение.
Их оказались восемь – трое молодых, остальные постарше, все деревенские.
– Машинист есть?
На нее глазели без понимания.
– Тот, кто управляет поездом?
– Я, – спустя паузу вперед выступил самый пожилой, белоусый и белобородый, морщинистый.
У сарая горели факелы – чужие лица она видела хорошо. А также гниловатую одежду, изнеможенные голодом фигуры.
«Это не бойцы».
– Куда складывали краденую еду, знаете?
– Вон туда…
Ей указали на амбар.
– Нужно будет вернуть ее в вагоны. Сможете?
Бывшие пленники вдруг поняли, что скоро вернутся в родные края, что свобода – не иллюзия и Белинда – не новый главарь шайки. Даже ее странная одежда и изобилие всевозможного оружия на поясе и за голенищами перестали их так сильно пугать.
Вступил в разговор машинист, принял командование на себя:
– По три ходки каждый, по мешку…
И они зашевелились – потекли к амбару.
* * *
Меган.
Она командовала ими четко, как надзиратель со стажем: что и кому делать, куда закидывать еду. Мы с Тами испытывали столь сильное облегчение, что изредка пожимали друг другу для ободрения пальцы.
– Вернулась…
– Молодец…
– Я знала.
Я не знала, но надеялась. Очень страшно лежать, будто в пустом мусорном контейнере, в открытом вагоне под звездами и думать о том, что случится, если останемся одни.
– Сюда! Загружаем!
Голос звонкий, команды четкие.
Они ходили от состава к дому и обратно гуськом, как заведенные. Кидали в крайний вагон и второй за ним – наш не трогали.
А после кто-то бросил нам ком из скрученных одеял, в которые мы вцепились, как продрогшие котята, – Мраха принесла с собой не только тьму, но и холод. Укрылись ими до самого носа – благо под спиной не металл, а хоть прогнившие, но все же доски.
Долго слушали звук шуршащих и перетаскиваемых кем-то в соседнем вагоне мешков. Топот, шаги, команда: «Залезай!»
А потом, совершенно неожиданно чихнул, будто выдохнул, поезд. И задрожал. Прорубился сквозь черноту свет прожектора от кабины. Кто-то крикнул: «Все?» И последовал ответ: «Все».
Наш вагон скрипнул колесами и пришел в движение.
Мы уснули. Так случается от пережитого стресса и тогда, когда холод вдруг сменяется теплом. Убаюкались под перестук колес и покачивание. До деревни добрались в одно моргание – так мне показалось; сонно пошевелилась Тами.
